– Когда мы были во Внутреннем храме, милорд, вы рассказывали мне, что надевали серебряный обруч вашей матери, Хозяйки, и заглядывали в мысли всей планеты, как она делает каждую ночь. Вы сказали, что условно быть Божеством. Обруч позволяет Хозяйке в одно и то же мгновение находиться во всех местах Маджипура. И все же, сказали вы, тот, кто надел обруч, не становится всесильным Божеством. Хозяйка может проникнуть в мысли спящего и участвовать в его снах, передавать ему некоторые собственные мысли, руководить, даже дарить утешение. Но сама создать сон и внедрить его в мозг спящего – нет. Отдавать спящему приказы, которым он должен повиноваться, – нет.

Я правильно понял, милорд?

Престимион кивнул. Он с великим трудом сдерживал нетерпение.

– А я вам сказал тогда, милорд, что то устройство, которым воздействовал на меня Венгенар Барджазид в Сувраэле, гораздо более мощное, чем у Хозяйки, и что если он объединится с Дантирией Самбайлом, они вместе разнесут всю планету на куски И как мы недавно узнали, ваша светлость, Барджазид добрался до лагеря прокуратора и начал использовать свое дьявольское устройство в интересах Дантирии Самбайла.

Престимион снова коротко кивнул.

– Ты рассказываешь мне много такого, что я уже знаю, Деккерет. Чего ты этим добиваешься? Ты сказал, что пришло послание от Дантирии Самбайла?

– О, нет, ваша светлость, я такого не говорил. Не от Дантирии Самбайла, а из его лагеря, и не послание, а посланец. Можно мне пригласить его сюда, милорд?

Он ждет за дверью.

Все более и более загадочно. Престимион согласился, махнув рукой.

Деккерет подошел к двери и позвал кого‑то.

Вошел мальчик лет пятнадцати‑шестнадцати, стройный, с жестким взглядом, хорошо владеющий собой. т Что‑то знакомое было в чертах его лица – это тонкие губы, узкий подбородок. Он больше походил на уличного попрошайку: сильно загорелый, едва прикрытый рваными лохмотьями, его щеки и лоб были покрыты шрамами от едва заживших царапин, словно он не так давно пробирался сквозь колючие заросли. На его левой руке висел большой джутовый мешок.

– Милорд, – сказал Деккерет, – это Динитак Барджазид, сын Венгенара Барджазида.

Престимион задохнулся от удивления.

– Если это какая‑то шутка, Деккерет…

– Отнюдь, ваша светлость.

Престимион пристально посмотрел на парня, а тот, в свою очередь, разглядывал его со странным выражением, в котором смешались одновременно благоговение и вызов. И он явно был сыном своего отца! Перед Престимионом стоял человек, очень похожий на старшего Барджазида. Вся яростная решимость Венгенара Барджазида и его жгучая энергия проступали на напряженном лице парня. Но ему недоставало некоторых ключевых особенностей внешности его отца. Ему недостает коварства, подумал Престимион, он не излучает утонченного лицемерия Венгенара Барджазида; во взгляде мальчика отсутствует предательский блеск.

Несомненно, со временем все это в нем появится. Или возможно, в этом мальчике, который искуснее умеет скрывать внутреннюю тьму, старый Барджазид создал улучшенную модель самого себя.

– Ты объяснишь? – через некоторое время произнес Престимион. – Или мы будем и дальше стоять вот так?

Но Деккерета торопить было бесполезно. Он явно намеревался вести разговор в собственном ритме.

– Я хорошо знаю этого парня, милорд. Я встретил его впервые в Сувраэле, во время того путешествия, которое совершал по пустыне, когда его отец развлекался, играя с моими мыслями. И когда я выхватил у отца машину для похищения снов и сказал, что отвезу ее – и его тоже – на Замковую гору, чтобы показать короналю и совету, именно этот парень заставил старого Барджазида подчиниться.