Разумеется, радуюсь. Мне суждено было получить трон.

Мне Высшим Божеством определено было стать короналем. Но неужели ради моего прихода к власти необходимо было пролить столько крови? Какой в этом смысл? Вот что омрачает мое восшествие на престол.

– Кто знает, что необходимо, а что нет, Престимион? Так случилось, вот и все. На то была воля Высшего Божества. И мы справились – ты, я, Гиялорис и Свор, а теперь мир опять стал прежним. Война похоронена и забыта. Мы сами об этом позаботились. Никто из жителей планеты, кроме нас, о ней не помнит. Зачем ворошить прошлое в такой день?

– Вероятно, из чувства вины за то, что я взошел на трон по телам стольких прекрасных людей.

– Вины? Вины, Престимион? О какой вине ты говоришь? В этой войне виноват лишь этот идиот Кореибар! Он восстал против закона и обычаев! Узурпировал трон! Как ты можешь говорить о вине, когда он один…

– Нет. Мы все в той или иной степени виноваты в том, что на планету обрушилось такое проклятие.

Светло‑голубые глаза Септаха Мелайна снова широко раскрылись от изумления.

– Что за мистическую чепуху ты городишь, Престимион! Как ты можешь всерьез рассуждать о проклятиях и брать на себя хоть толику вины? Престимион, которого я знал прежде, был человеком рациональным.

Он бы никогда не произнес такой вздор даже в шутку.

Ему бы и в голову не пришло подобное. Послушай меня. Эта война была делом рук Корсибара, и только Корсибара. Это исключительно его грех. А что сделано, то сделано, и ты – новый король Маджипура, и на Маджипуре наконец‑то все хорошо.

– Да. Так и есть. – Престимион улыбнулся. – Прости мне этот внезапный приступ меланхолии, старый друг. Ты увидишь меня в более веселом расположении духа на пиру сегодня вечером, обещаю тебе. – Он прошелся взад и вперед по залу, слегка похлопывая ладонью по запечатанным ящикам. – И все же, Септах Мелайн, эти подарки, это заполненное ими хранилище… все это подавляет меня! Словно планета навалилась на меня всей своей тяжестью. – И он прибавил с гримасой:

– Мне следовало бы приказать вынести все это и сжечь!

– Престимион… – предостерегающе произнес Септах Мелайн.

– Да. Еще раз прости меня. Я что‑то много жалуюсь сегодня.

– Действительно, милорд.

– Наверное, я должен испытывать благодарность, а не тревогу. Ну, посмотрим, смогу ли я найти здесь повод для веселья. Как раз сейчас я сильно в нем нуждаюсь. – Престимион снова прошелся вдоль нагромождений ящиков, заглядывая в те, что были открыты: вот огненный шар;, разноцветный кушак, постоянно меняющий оттенки; цветок, выточенный из драгоценной бронзы, из глубины лепестков которого звучит тихая, прекрасная музыка; птица, вырезанная из ярко‑красного камня, которая повернула голову из стороны в сторону и негодующе пискнула на него; котел из красного жадеита с фестонами по краям, гладкий, как атлас, и теплый на ощупь.

– Смотри, – сказал Престимион, открывая коробку со скипетром из кости морского дракона, вырезанным с непревзойденным искусством. – Это из Пилиплока. Видишь, как хорошо они опоясали его…

– Тебе необходимо идти, – резко произнес Септах Мелайн. – Эти вещи подождут, Престимион. Пора одеваться к пиру.

Он прав. Нельзя уединяться здесь подобным образом. Престимион знал, что должен отбросить совершенно не характерные для него печаль и отчаяние, нахлынувшие на него в последние несколько часов, избавиться от них, как от ненужного плаща. Ему придется сегодня вечером продемонстрировать гостям сияющее, довольное лицо, приличествующее новоиспеченному короналю.

И он это сделает.

2

Престимион и Септах Мелайн вместе вышли из зала Гендигейла.