В письме участник розыгрыша должен описать любые имевшие место случаи допущенной в отношении него (нее) несправедливости.
Участники должны также указать способы и методы исправления этих несправедливостей.
Срок приема писем: до 20 апреля сего года.
На 3-м этапе проекта „МОЧИ — Третий мир“ все отобранные письма примут участие в розыгрыше; в отношении победителей будет восстановлена Справедливость!
Участвуйте в Лотерее! Внесите свой вклад в торжество СПРАВЕДЛИВОСТИ!
Направляйте ваши письма по адресу…»
Вера положила газету на пол.
— Бредуха, да? — спросил Славяновед и пошевелил ногой. — Или афера.
Они лежали на огромном бесшумном диване. В глазах бесшумной кошки отражался закат. В глазах Веры отражался диван, кошка и движущиеся скулы Славяноведа. Он развивал свою мысль:
— Мне по мейлу каждый день ведро таких писем приходит. Чистые клоуны: помогите американскому солдату лимон вывезти из Афгана. Или: вы выиграли шесть тысяч фунтов стерлингов… Ну и чё: международная организация? Ты о такой слышала? «По человеческому измерению»! Людей они, что ли, мерят?
Вера молчала. Славяновед лежал и спорил сам с собой.
Криков, Всхлипов. Скрипов. Поцелуйкин.
Лицо Славяноведа приблизилось. Скуластое, умное, с мощными, как реактивные сопла, ноздрями.
Вера спросила это лицо:
— Послушай, а…
— Чё?
— Нет, просто… Тебя никогда не обижали? Ну, в смысле несправедливости.
Славяновед задумался. Потемнел, что-то вспомнил. Но вместо ответа навалился на Веру. Просто. Навалился. Навалиев. Кусаев. Языкович. Слюнявский. Животов…
Залаял мобильник.
Гав-гав.
Кошка, шпионившая за любовниками, слетела с дивана. Славяновед пошарил в сумерках, достал проклятое чудо техники.
Собачий лай сменился ленивым, властным голосом Славяноведа.
— Где? Хата, спрашиваю, где? На Айбеке? Двушка? А конкретней можно?
Вера кусала себя за тыльную сторону ладони.
Наконец, лицо Славяноведа, в еще неостывших следах делового разговора, наклонилось над ней. Вера спрятала искусанную ладонь:
— Я же просила тебя отключать мобильник, когда мы…
— Послушай, киска, это моя работа. Я с этого живу. Это мой бизнес, киска.
Да, да, конечно. Конечно, да. Да, конечно, да. Да.
Он схватил себя за голову и погрузился в свои думы
«Потом он мне рассказал, что как раз в этот момент задумался о втором компоненте бомбы. О компоненте страха…»
Создатель бомбы жил совершенно один.
Без собаки. Без женщины. Без сына. Без лая, без тяжелых женских шагов, ударов футбольного мяча по утрам.
Он привык. Только иногда думал: «Пришла бы собака, облизала шершавым языком мое сердце». В открытую дверь, виляя хвостом, входил ветер.
Когда-то Создатель бомбы был засекречен. Государство баюкало его на своих бетонных ладонях. Трясло спецпайковой погремушкой. Создатель работал в одном спецучреждении; и его звали Владимир Юльевич. Он считался спецом, его приглашали на разные спецсоветы и спецзаседания. Отдыхал он тоже в спецсанаториях, у моря. Даже море, которое выкладывало пляж умирающим хрусталем медуз, тоже хотелось называть спецморем. Специальным морем для специалистов. Для одиноких специалистов — без лая, женских шагов, ударов мяча.
Ступая голыми, осторожными пятками по мокрому песку, он впервые подумал об этой бомбе. Или бомба подумала о нем. Огонек гипотезы зажегся в мозгах. Вскоре пылали уже оба полушария.
Тут как раз кончилась эпоха, эпоха с приставкой «спец». Наступила эпоха с приставкой «VIP». |