Когда человек любит, он молодеет. Даже врачи говорят, что любовь омолаживает…
Создатель бомбы: Да, Алекс, любовь-страсть, любовь-влечение омолаживает. То, что греки называли эросом. Но ведь есть другая любовь, любовь-сострадание, милосердие, жертвенность… В этом ведь суть моей бомбы. Представляете, если бы это была бомба, заряженная эросом? Ошалевшее от любви человечество, люди прыгают друг на друга, планетарная собачья свадьба!
Алекс молчит.
Создатель бомбы: Нет, нет, Алекс, — только вместе с жертвенностью. Состраданием. Вы представьте, что Соат пережила. Каждый ваш поступок казался ей высшим самопожертвованием. Вы подарили ей цветок, а ей, наверное, казалось, что вы поливали его своей кровью… Или что сорвали этот цветок с самой высокой вершины, я не знаю… Теперь она пытается отблагодарить вас за него. Да, таким вот образом.
Алекс: А собака?
Создатель бомбы (медленно проводя рукой по стенду с приборами): Не знаю… Вы уверены, что это сделала она?
Алекс (вспомнив): Там были чьи-то чужие следы…
Создатель бомбы: Следы?
Алекс: Да… Хотя, стойте. Как этот человек мог войти? Только если ему открыла Соат.
Создатель бомбы: А если у него был ключ?
Алекс: Откуда? Я давал ключ Соат. У Верки, правда, еще был. Нет, она его вернула.
Создатель бомбы: У какой Верки?
Алекс: У бывшей моей, помните, рассказывал? Ее теперешний муж еще ко мне приходил, лотереей интересовался, про мафию чего-то рассказывал… Вы серьезно думаете… Нет. Я ведь мог в любой момент проснуться.
Создатель бомбы: Аэрозоли.
Алекс: Что?
Создатель бомбы: Снотворные аэрозоли. Голова, когда проснулись, не болела?
Алекс: Болела! Но мы… но я вчера выпил… Что за чушь! Для чего им нужна была эта собака? Цветы… и собака?
Создатель бомбы: Не знаю. У меня ведь тоже побывали. Дома.
Алекс: Тоже — собака?
Создатель бомбы: Да… Где-то зарыта собака… Что? Нет, чертежи не тронули. Может, перефотографировали (подносит к лицу воображаемый фотоаппарат). Чик. Чик. Вчера вечером обнаружил. И оставили письмо.
Алекс (берет из рук Создателя бомбы конверт, достает рисунок, рассматривает): Что это? Какой-то древний рельеф… А это кто, корова?
Создатель бомбы: Не знаю. На вечер договорился с одним искусствоведом. Повезу, спрошу.
Алекс: Смотрите, и собака в уголке!
Создатель бомбы: Может, и собака. Идемте, Алекс. Я покажу вам кое-что поинтереснее. Тот самый агрегат.
Алекс: Вашу «Вавилонскую башню»?
Создатель бомбы: Да. Идемте. Я должен вам все это показать. Если со мной вдруг что-то произойдет, то…
Уходят. Темнота.
Темнота
Дорога обратно в офис была дорогой из полудня в ранний вечер. Небо вдруг вылиняло, потемнело, свернулось.
Машина, в которой трясся Алекс, постоянно ломалась. Шофер выходил, распахивалась челюсть капота, капала мертвая мазутная слюна.
Алекс смотрел, как водитель ходит вокруг машины, как вокруг раненого жеребца, и снова звонил Биллу.
«Умер он, что ли…» — думал Алекс, слушая гудки.
Звонить Акбару он боялся. Звонить Соат не хотел.
— Странные вещи в городе творятся, — сказал водитель, вернувшись. — Новые разбойники появились. Загримированы под милицию. Посмотришь, ничем от милиции не отличить. Форма, глаза, запах, — все как у милиции.
Машина поехала.
— А отличить их можно только по тому, что денег не берут. И без суда на месте суд делают. Без денег. Говорят, Правительство им такое разрешение дало.
— Кому?
— Разбойникам, — сказал водитель.
«Что же делать… Что-то надо делать…» — думал Алекс, глядя на кровавое яблоко светофора. |