Олег родился в год, которому досталась квота в пятьдесят шесть лет. При пенсионном возрасте в пятьдесят пять получалось, что он сможет отдохнуть и пожить за счет государства лишь один год, последний. Год его смерти.

Он тяжело опустился на диван и задумался, невидящим взглядом уставившись на экран. Вся жизнь, считай, прошла, а он так и не успел пожить для себя. Сначала — школа, потом — военное училище, затем — двадцать пять лет на службе в армии. Наконец долгожданная отставка, и вот он, на гражданке, словно сирота, вышедший из детского дома в большой мир — растерянный и никому не нужный.

За какие только работы он не брался! Водил такси, торговал на рынке, работал в охране, разносил газеты. Денег всегда не хватало, а семья была немаленькой. И если старший сын давно уже живет самостоятельно, то средний совсем недавно поступил в университет, а младшенькая дочка только в пятом классе. Ее еще растить и растить. Учебники в школе из года в год дороже, из одежды она вырастает все быстрее… Деньги словно утекают сквозь пальцы. Да и осталось ему всего шесть лет — вырастить младшенькую толком не успеет.

— Папа, переключи на пятый канал! — голос дочки вывел его из задумчивости.

— На, смотри что хочешь, — сказал Олег и протянул ей пульт.

— Пап, давай вместе смотреть. Лотерея Жизни! — дочка теребила его за руку и заглядывала в глаза. — Пап, пап, ну смотри. Интересно же!

— Смотрю, Настя, смотрю, — устало отвечал он.

Говорили ему друзья, что не стоит заводить ребенка в сорок. Но его жена была на десять лет моложе. И потом — ему всегда хотелось много детей. К тому же, пока он был на службе, о материальном достатке беспокоиться было нечего. Отставка казалась такой далекой, а перспективы гражданской жизни — куда более радужными, чем та реальность, с которой он столкнулся.

— Пап, а где твой лотерейный билет?… Мама, достань папин билет и пойдем, сейчас уже розыгрыш начнется.

Вся семья собралась у телевизора в ожидании самого большого события года. Он же почти не замечал происходящего. Вот уже третий год Олег ездил на вахту в столицу. Работа отнимала, казалось, не силы, а годы жизни, но платили — по меркам его города — прилично, и потому он, успокаивая дома родных, про себя повторял: "Только бы хватило здоровья протянуть еще немного". Сколько именно "немного" — Олег не загадывал. Дай бог — протянет до пятидесяти пяти. Еще пять лет. Пять лет — и прямиком в последний год, год смерти…

Порой сквозь непроходящую усталость пробивалась злость. Как несправедливо устроена жизнь — пашешь, пашешь, а отдохнуть тебе так и не дадут. И посмотреть, как растет младшая дочка, и увидеть всех внуков — тоже.

— Олег! Олег! — жена настойчиво трясла его за плечо.

— Ты выиграл! Три года! Олег, три года! — по ее щекам текли слезы. — Три года, — она всхлипнула, и слезы покатились быстрее.

Три года… Он все-таки отдохнет. Он все-таки успеет отдохнуть перед смертью… Средний сын закончит университет, а Настя как раз поступит… Может, он успеет увидать хотя бы одного внука… Три года…

— Мам, пап, ну чего вы плачете? Радоваться надо! Мы же выиграли! — все повторяла Настя, растерянно глядя на них.

Наталья Александровна держала телевизор на кухне включенным. Так было веселее, квартира казалась не такой пустой, а она чувствовала себя не так одиноко. Кроме того, он отвлекал от нерадостных мыслей.

Как ни готовь себя к году смерти, горечь потери не становится от того легче.