Паршивец взмахнул руками, обрывая спор, и, дабы забить последний гвоздь в крышку гроба сопротивления, добавил:

— К тому же, если припрется еще кто-нибудь, чтобы вас забрать, ты сможешь поднять тревогу! Это большая ответственность, между прочим.

— Знаю я вашу ответственность, — пробормотала Наташа. Она выглядела так, словно дочери великого охотника в честь ее совершеннолетия запретили выйти с отцом на охоту. Впору покончить с собой.

Коля ее прекрасно понимал. Он бы и сам хотел пойти в Нишу спасать Грозного, но боялся, что еще несколько дней вообще не сможет сделать ни шага. Скорее всего, придется ехать в больницу. А потом, пожалуй самое неприятное: разговоры с родителями, объяснения в университете…

— Перекусим и за дело, — громко объявил Паршивец, напрочь забыв о споре с Наташей, — яичницу, грибы, салатики! Я мигом!

— А я пока займусь настройкой и загрузкой вироматов, — сказал Сан Саныч.

Негодяй же воткнул в уши наушники, облокотился о спинку кровати и прикрыл глаза, слушая музыку. Вот человек — ни секунды не проживет без музыки! Интересно, если оставить Негодяя в маленькой комнате с одной табуреткой, через сколько часов он сойдет с ума? Нет, наверняка станет насвистывать что-нибудь и подыгрывать барабанной дробью по поверхности табуретки.

— Бессонная ночь нам обеспечена? — Неожиданно спросила Наташа.

Бедная женщина. Коля ни разу не видел ее такой уставшей и грустной. Разве что в те дни, когда арестовали и судили Грозного. Немного подумав, он вынужден был пожать плечами:

— Я не знаю. Никто из нас не знает, Наташ… А ты на работу боишься опоздать?

Она посмотрела на него темными, безжизненными глазами:

— Я боюсь опять потерять своего мужа

4

«Косится… Сквозь наволочку, зараза, смотрит. Что ему от нас надо? Ведь мертв же уже, мертв!» Говорухин нервно выстукивал пальцами по столу, не замечая, что ноготь на указательном пальце сломался. Сломанную руку кое-как перевязал, замотал туго и подвесил на повязке на уровне груди. Теперь сидел и ждал товарищей по Лиге.

Слава богу, в кухне у Афимина нашлись не только сильнодействующие препараты, но и таблеточки поменьше. Те самые, которые хорошо успокаивают нервы. Говорухин содрал зубами пластмассовую крышечку и высыпал в горло не меньше дюжины желтеньких таблеток, его любимых, со вкусом лимона. Горло сразу приятно онемело, в носу запершило… если бы не косящийся сквозь наволочку Афимин, все бы было замечательно.

«Ничего. — Подумал Говорухин, выстукивая пальцами дробь. — Ничего, мы их найдем! Не только Аленичева, но и того, второго урода, вместе с его женой и бабушкой и тещей, чтоб их всех! Это же теперь не просто разборки! Это личная кровная месть. Мы будем мстить, да… и мстить отлично. Чтоб ни одной живой души не осталось. Всех вырежем, под корень, как сорняк!» Говорухин цепко схватил мобильный телефон, набрал номер, рявкнул:

— Долго еще, мать вашу?!

— Подъезжаем, не кипятись.

Голос Красика как-то немного успокоил. Совсем чуть-чуть, правда.

Отвернувшись от тела Афимина, Говорухин стал разглядывать цветные обои на стенах до тех пор, пока не открылась дверь и не вошли остальные члены Лиги.

— Вот это наряд! — Присвистнул Говорухин, вставая.

Красик был одет в белую футболку-сеточку и короткие, выше колен, шорты цвета хаки. На ногах — тапочки. Строганов, как положено, по форме, только без кепки.

— А ты что хотел? — огрызнулся Красик, сбрасывая тапочки, — у меня выходной, если что. Могу я отдохнуть или нет?!

— Не кипятись, дружище.