— Жив? — слова порвали барабанные перепонки, и Коля поморщился.

— Ага, — сказал Паршивец, и немного отстранился. Около него оказалась Наташа, бледная и хмурая, а еще ближе — Негодяй, без наушников, что тоже странно.

— Кажись, ожил. — Обратился Паршивец к кому-то за спиной. Звуки его голоса гудели, как если бы дунуть в трубу в узком помещении, где много народа.

— Дайте ему понюхать нашатыря, — донеслось откуда-то.

— Где б его еще взять. — Огрызнулся Паршивец.

— В отеле нет нашатыря? Как ты звездочки-то получал?

— За дело получал, а не за нашатырь, — опять огрызнулся Паршивец и обернулся в Коле, — если ты нас слышишь, кивни.

Коля поморщился. Сил не хватало даже на то, чтобы моргнуть, а вы говорите — кивни…

— Глупости, — сказал Наташа, — оставьте человека, пусть полежит, отдохнет.

— Нет, я видел в кино, что если не могут говорить — кивают. А еще ему нужно дать ручку с листом, пусть напишет, кто это с ним сделал. Если это тот черный тип, то его дни сочтены, запомните мои слова.

— Может, он тебе показался? — Спросил Негодяй, поглаживая острую свою бородку двумя пальцами. — Как бы, перетрудился ты сегодня, нервный стресс и все такое.

— И швейцар мой тоже перетрудился, — хмыкнул Паршивец, — и Наташа, да?

Наташа отошла в сторону, так, что Коля ее больше не видел, но зато слышал прекрасно.

— Я же говорю, что ничего толком не разглядела, — говорила она, — но двигался он быстро… и незаметно…

— Для чего? — хмыкнул Паршивец, — у меня голова идет кругом. Я ничего в этой жизни не понимаю. Кто-то забрал у нас Грозного…

— Нет. Сначала у нас пропали Грозный и Пройдоха одновременно, — вставил Негодяй.

— Верно, потом объявился Пройдоха, а Грозный, говорят, в Нише.

— Не забывай про Наташу, — добавил Сан Саныч, который стоял где-то вне поля зрения, — ее тоже зачем-то привезли.

— Между прочим, еще не факт, что Грозный действительно в Нише, — вставил Негодяй, — я бы не стал верить незнакомцу. В такую жару и в черном плаще!

Коля открыл второй глаз, и понял, что все равно ничего не видит. Словно на глаз натянули розовую пленку.

— Дайте… — выдавил он, — дайте воды… хлебнуть…

Паршивец радостно взревел и умчался за водой. В поле зрения возник Сан Саныч:

— Я думаю, что тебя надо везти в больницу, дружище. Хреново ты выглядишь.

— Сам… знаю, — прохрипел Коля. Первые слова дались с трудом, потом стало полегче. Во рту стоял солоноватый привкус, а два передних зуба шатались, стоило дотронуться до них кончиком языка.

— На, выпей, Пройдоха, дружище! — Паршивец протянул стакан, хлопнул себя по лбу, склонился над Колей и успешно пролил немного воды ему на грудь. Чертыхнулся.

— Дай мне, — Наташа взяла стакан. Коля выгнул шею и сделал несколько глотков. Вода была холодной, аж заболели шатающиеся зубы, но все равно полегчало.

Коля шумно вздохнул, попытался сесть, засопел от накатившей боли. Здорово его обработали.

Постепенно возвращались воспоминания.

Негодяй подложил за спину мягкую подушку.