Сан Саныч был уже не молод, и хорошим ходоком в Нишу не считался. Гораздо лучше у него выходило искать и находить информацию о самой Нише. Тут очень вовремя пригодились старые связи, выручал былой опыт, два высших образования, да и много чего еще по мелочи…

И Негодяй и Сан Саныч, конечно, полезли обниматься. Оба заметили, что я возмужал и окреп. Оба вежливо уклонились от темы моего заключения и поинтересовались дома ли Наталья. У обоих, как оказалось, был для нее маленький презент. Затем оба прошли на кухню и полезли обниматься к Пройдохе.

— А я тут водочки принес, — говорит Пройдоха, пожимая руку Негодяю — Молодое поколение спивается окончательно и бесповоротно, — чеканит Сан Саныч.

— Да ладно тебе, об этом еще лет тридцать назад везде трубили. И что? Спились вы? Ни капельки!

— Лично я не спился, а за других говорить не буду!

В руках Сан Саныча потертый желтый портфель, будто украденный из музея. Презрительным жестом Сан Саныч отодвинул подальше пакет с бутылками и поставил портфель между тарелок. Щелкнули замки.

— Держи, Грозный. Это тебе.

Я взял протянутую папку, выудил первые листы.

— Карта?

— И подробная информация о нынешних делах в Нише, — говорит Сан Саныч номенклатурным голосом Слона в отставке, — там еще где-то письмо от Паршивца, он передал.

Оживившийся тем временем Пройдоха полез в шкаф искать рюмки. Негодяй вложил в уши наушники и отрешился от мира, полуприкрыв глаза. Музыку он слушает всегда, при любом удобном случае. Думаю, если бы случилась война, и противник сбрасывал на город бомбы, Негодяй пользовался бы паузами между бомбардировками, чтобы немного помузицировать.

— Сан Саныч, кофе?

— Уже пил.

— Чаю?

— Не надо.

— Сан Саныч, ну нельзя же так! Только пришли, и сразу за дело!

— А что еще предложить можешь? — разводит руками Сан Саныч, — я живу на другом конце Такера. Прусь сюда, чтобы ввести тебя в курс всех наших новых дел, а ты и работать не хочешь! Читай, зараза!

— Но я же… — слабая попытка сопротивляться гаснет, когда я смотрю в жесткие, управленческие глаза Сан Саныча.

А ведь действительно ехал ко мне через весь город. А он, может быть, сегодня собирался на рыбалку отправиться, или поспать до двенадцати в объятиях любимой жены. А приперся. Паршивец попросил. Сан Саныч из всей нашей шайки уважал только Паршивца. Ко всем остальным — и к Климу, и к Пройдохе, и ко мне в частности — питал исключительную полусимпатию, балансирующую где-то между полным безразличием и легкой заинтересованностью. В глазах пожилого софтера читалось одно: «В конце концов, господа, я прекрасно понимаю, что ходить в Нишу одному не вариант. Поэтому мне нужны помощники. Так уж получилось, что общаться мне приходиться с вами. Будьте любезны, делайте свою работу хорошо, а я, так уж и быть, свою тоже буду выполнять добросовестно»…

С трудом оторвавшись от взгляда Сан Саныча, я склонился над листами. Бросилось в глаза качество печати. Поганое качество, хочу сказать. Механическим жестом отметил, что ксерили на каком-то доисторическом ксероксе — во-первых, черно-белом, во-вторых, «глотающим» некоторые строчки так, что прочитать их было практически невозможно.