Она заскользила вправо по экрану, и Вестерн нажал на кнопку «ФИКС СТОП». Шар вернулся в центр экрана.
– Дядя Рафтон, – сказал Вестерн.
Карфакс промолчал.
– Принцип Гейзенберга работает в вэмсе примерно как и здесь. Чем ближе наблюдение, тем больше нужно энергии. Чем больше энергии, тем сильнее мы воздействуем на колонию и на отдельного рэмса. Энергия разрывает электромагнитные связи и нарушает орбиты. Рэмсы испытывают неприятные ощущения, а если контакт длится больше часа, они впадают в панику.
Карфаксу пришлось напомнить себе, что не следует думать о рэмсах как о покойниках. Это какие-то чуждые существа из «перпендикулярной» вселенной. Но отношение к ним Вестерна оказалось заразительным. Он и не заметил, как оно опрокинуло его защитные барьеры. Ему пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить собственную теорию.
А теперь, лицом к лицу с созданием, которое Вестерн упорно именовал их дядей, Карфакс начинал испытывать страх.
Сердце его колотилось. Несмотря на холод, он вспотел. Чувство нереальности вызывало оцепенение. Затылок словно превратился в кусок льда.
– Если ты похож на тех, кто сидел здесь до тебя, ты испытываешь воздействие непознанного, – заметил Вестерн. – Мы живем в просвещенный век, мы заявляем, что свободны от суеверий. Но даже самый что ни на есть «земной» человек, садясь сюда, испытывает страх и благоговение. Бывали у меня клиенты, которые искали контакта со своими покойниками, как ищейка – дичь. А стоило им вступить в контакт, как они начинали заикаться. Или падали в обморок. Или цепенели. Старый каменный век все еще живет в нас.
Заговорить Карфакс опасался. Он был уверен, что голос его сорвется.
– При большем приближении можно увидеть, что этот световой шар состоит из более мелких субъединиц, – добавил Вестерн. – Но существует предел возможного приближения. Если, достигнув его, мы увеличим мощность, так называемое притяжение внезапно становится отталкиванием. Рэме начинает уменьшаться, а колония ощущает воздействие.
Экран внезапно пересекли тонкие белые извивающиеся полосы. Шар за ними потускнел.
Вестерн повернул реостат с надписью «СТАТ КОНТР».
Полоски почернели и уплыли с экрана.
– Статика. Во всяком случае так я называю этот феномен. Колония подобралась слишком близко к источнику дикой энергии. Обычно, если это случается, у колонии возникают проблемы. Дикая энергия угрожает электромагнитным связям, удерживающим колонию вместе, и ввергает рэмсов в депрессию. Колония не может покинуть статику достаточно быстро. А это значит, что мы можем утратить контакт. Поэтому цепь статического контроля в МЕДИУМе дает добавочную мощность для поддержания связи с колонией. Мы полагаем, что она снабжает колонию энергией, необходимой, чтобы оторваться от статики, и контакт, таким образом, сохраняется.
– О'кей, включаем звук, – бросил Вестерн, нажав на кнопку с надписью «КОН».
Рэме, разумеется, на самом деле не говорит. Для разговора нужны голосовые связки, а рэмс, насколько всем известно, – это конфигурация чистой энергии. Но он может шевелить электронным подобием своих губ и языка, своих голосовых связок и легких, и электронное подобие его мышц и нервной системы функционирует точно так же, как И при жизни.
Голос, раздавшийся из динамика, походил на голос Рафтона Карфакса, хотя и не вполне. Он был жестким, с металлическим призвуком, словно робот пытается подражать человеческой речи.
Патриция привезла с собой маленький магнитофон и проигрывала Карфаксу ленту с записью отцовского голоса. Карфакс слышал запись неоднократно, и сейчас признал голос дяди, несмотря на его механическое звучание.
– Я… опять тебя ощущаю, – сказал он (или оно?). – Не покидай меня опять. |