– Потрудитесь впредь вести себя как воспитанный человек. Или у вас в роду тоже были свиньи, как и у вашего друга?
Повисла пауза, в которой звуки, доносящиеся с улицы, стали слышнее. Вот рассмеялся Уго – громко, с повизгиванием. Проехал экипаж, копыта цокали так звонко, будто лошадь только что подковали.
Рихард резко поднялся, и Карна невольно вжалась в спинку стула. Он быстро собрал посуду со стола, убрал в раковину, переставил вазу с астрой и сдернул скатерть, заляпанную соусом.
– Руки, – потребовал он, – на стол.
– Сейчас?
– У меня дело вечером. Это часть ваших обязанностей.
Когда Карна нерешительно вытянула руки, он схватил ее запястья, прижав к столу.
– Наклонитесь ближе, – сухо приказал он. – Еще.
– Мне надо вспоминать что-то хорошее? – спросила Карна. – О чем-то думать?
Кровь отхлынула от ее лица, губы дрогнули, и Рихарду на мгновение стало ее жаль. На очень короткое мгновение. Она сама его вынудила. И когда синие глаза оказались напротив, он вошел в ее воспоминания, точно зная, что хочет увидеть.
Августина почти не изменилась, разве что русые волосы еще больше посеребрила седина, а от уголков глаз расходились лучики морщин. Раньше морщинки появлялись, только когда она улыбалась. Рихард всегда удивлялся, как ей удается найти повод для улыбки даже в самые отвратные дни.
Она сидела за вишневым столом, заваленным бумагами, и смотрела на гостью с легкой тоской.
– С вами произошла большая трагедия, – произнесла она мягко, – но это не значит, что ваше место здесь.
Рихард с жадностью впитывал детали обстановки: герань на подоконнике, маленький образок с изображением святой Марлы, на обоях с цветочным рисунком следы кошачьих когтей. Комната была ему незнакома, по-видимому, у Августины новый кабинет – попросторнее, посолиднее, но все эти мелочи делали его почти родным.
– Я пожертвовала вашему монастырю весьма щедрую сумму, не так ли? – Голос Карны звучит резко, но слегка дрожит, будто она плакала. Рука в черной перчатке смахнула слезинку со щеки. – Разве вы вправе мне отказать?
– Вправе, – сказала Августина таким тоном, что сразу стало понятно: пост аббатисы ей по плечу, а Карна не на ту напала. – Я не торгую местами в монастыре. И вот основная причина моих сомнений: вы слишком… своевольны для монахини.
– Разве нам не дана свобода воли? – возразила Карна. – Разве не в этом великий дар человечеству? Мы сами вольны выбирать свою судьбу, и это мой выбор.
Аббатиса постучала кончиком карандаша по губам, рассматривая посетительницу. Пальцы Карны непроизвольно сжались сильнее на ручке сумочки, стоящей у нее на коленях. Рихард узнал серебряную защелку в виде цветка.
– Ваш выбор… Что ж, раз вы так настаиваете… Вы ведь знаете, что послушницы проводят какое-то время при монастыре, готовясь принять постриг?
– Разумеется. – Голос Карны прозвучал увереннее.
– Молятся, работают, выполняют различные поручения…
– Я готова пройти весь этот путь, – быстро подтвердила Карна.
– У меня есть одно поручение специально для вас, – сказала Августина. – Считайте его подготовкой к постригу. Проверкой силы вашего желания, уверенности в выбранном пути, смирения…
Аббатиса посмотрела на Карну с сомнением, и та поспешно кивнула:
– Я выполню все, что не нарушает законов государства и морали.
– Конечно, не нарушает! – возмущенно возразила Августина, заинтересовавшись вдруг бумагами, лежащими перед ней. |