– А поторговаться? – спросил он. – Вдруг это будет вопрос жизни и смерти?

– Ты же лучший ловец, последний в своем роде, – язвительно напомнила она. – Выкарабкаешься.

– Ладно, – кивнул он и накрыл ладонью пальчики Карны. – По рукам.

– И сейчас я отправлюсь с тобой, – категорично напомнила она, выдернув свою ладонь. – Посмотрю, так ли ты хорош.

– Карна, правда, тебе не стоит туда идти. Тем более сначала мне надо зайти кое-куда… за реквизитом…

– Тем лучше. Увижу, можно ли занести это в расходы и по какой статье учета.

– Прекрасно, – усмехнулся Рихард. – Тогда иди собирайся. Солнце давно село.

Карна поднялась и, кивнув ему свысока, вышла из кухни.

Рихард закинул руки за голову и потянулся. Во всем теле была легкость, словно он только что принял освежающий душ. Увидеть Августину оказалось приятно. В воспоминании Карны она выглядела неплохо, несмотря на седину. Пять лет он ее не навещал – прозвучало как упрек. Что, если Августина предполагала, что он увидит это воспоминание? И те слова – о том, что монастырь не путь для Карны, что ей нужна его помощь, – предназначались ему?

Можно попробовать уговорить Карну показать ему это воспоминание еще раз. Там было что-то еще… Но с ней, похоже, будет сложно договориться.

Потянувшись еще раз, он встал со стула. Грязная посуда осталась в раковине, Грета помоет. Кастрюля внутри была испачкана остатками рагу, а вот крышка отличалась абсолютной чистотой. А ведь рагу готовится долго, осталась бы накипь. Рихард провел пальцем по стенке кастрюли, собирая остатки соуса, и облизал. Вкусно.

Засучив рукава, он открыл дверцу шкафчика под раковиной и вынул мусорное ведро. Овощных очистков, как он и предполагал, не обнаружилось. Зато нашелся скомканный фирменный пакет с витиеватой надписью «Золотой гусь» и изображением упитанной птицы. Рихард свернул его, бросил назад в ведро и пошел в гостиную.

Оружие он хранил на скрытой стойке за дубовой панелью: пистолет с серебряными пулями, кинжал, больше ему сегодня ничего не понадобится.

– Ты скоро? – выкрикнул он, обувшись и надев пальто. – Для монашки ты слишком долго собираешься! Уверена, что хочешь пойти? Предупреждаю, там не лучшее место для тебя.

– Твой дом – тоже не лучшее место для меня, – буркнула Карна, спускаясь по лестнице. – Однако я здесь.

Ловец заявил, что любит ходить пешком, и вскоре Карна согласилась опереться на предложенный локоть, потому что улицы Рывни не были предназначены для прогулок. Выяснилось, что Крыжовенный переулок, в котором ютился дом ловца, еще не самая дыра. Сейчас они шли вдоль деревянных домов, просевших в землю до самых окон, а под ногами чавкала густая грязь. Фонари горели через один, и единственным верным источником света была полная луна, повисшая над Рывней щербатой монетой.

– Здесь даже не замостили дорогу, – пробурчала Карна, придерживая подол длинной юбки свободной рукой.

– Удивительная привередливость для монахини, – заметил ловец.

Карна мрачно покосилась на него исподлобья. Выглядел он до отвращения довольным и хитрым – словно кот, тайком налакавшийся сметаны.

– Тебе лучше смотреть под ноги, – посоветовал он. – Если не хочешь упасть в грязь лицом в прямом смысле.

Карна, фыркнув, отвернулась. Она и так рассмотрела его профиль. Нос ловца был слегка кривоват, как будто не слишком правильно сросся после перелома, а подбородок потемнел от щетины, хотя утром Рихард брился.