— Что случилось? — повторил он.

— Харкот мертв, — ответила она.

Беллами потянулся за портсигаром. Бланди принесла два сухих мартини.

Беллами вынул сигарету, поднес ее к губам Фенеллы, дал ей прикурить и закурил сам. Бланди, отчаявшись услышать что-нибудь, вернулась на свое место за стойкой.

— Фенелла, — заговорил Беллами, — вам не следует принимать это близко к сердцу. Жизнь жестока, и с этим ничего нельзя поделать. Но что с ним произошло? Или он сам…

— Нет, — прервала его Фенелла, — он не покончил с собой… Сегодня днем я поговорила с ним… рассказала о нашем вчерашнем разговоре, не все, конечно. Он повеселел, оживился. И почти не пил весь день. А в начале седьмого отправился в клуб Мотта… И он не был пьян. И там, почти у самого клуба, его сбила машина… Неизвестно какая. Было уже темно, и водитель скрылся. Харкот, должно быть, скончался сразу. Он ужасно изуродован… Боже мой, Боже мой!..

— Что ему понадобилось в клубе Мотта? — резко спросил Беллами.

— Ну… ему позвонили и сказали, что для него есть сообщение, оставленное Ферди Моттом. С ним кто-то хотел встретиться и, как я поняла, срочно. А больше он мне ничего не сказал. И пошел… пошел…

— Фенелла, вам нужно выплакаться. Тогда вам станет легче, — сказал Беллами. — Почему вы не плачете?

— У меня нет слез, — ответила она. — Нет слез и нет ничего… Мне кажется, что я окаменела. Ники, я не хочу больше жить! Я устала от такой жизни, устала давно… Вдруг появился Харкот, и я ожила. Чувство усталости от жизни исчезло… А теперь оно навалилось на меня еще сильней! Я… я больше не могу выносить это!

Он пододвинул ей стакан.

— Выпейте это, Фенелла, и вам станет легче. Ведь вы не девочка, вы знаете, что в жизни случаются страшные вещи, но все проходит, все забывается, а впереди всегда светит надежда. Я понимаю, что говорю банально, но это действительно так. Конечно, то, что я сейчас скажу, будет для вас слабым утешением, но я со всей ответственностью говорю вам, что для Харкота это лучший выход.

— Разве может быть смерть лучшим выходом для кого бы то ни было? — Голос ее дрогнул.

— Для Харкота в сложившейся ситуации — да. Он был слабым человеком, он ничего не умел — ни жить, ни думать, ни даже пить. И оказался замешанным в грязную историю. Останься он жив, вы через несколько дней узнали бы о нем всю правду. Боюсь, что эта правда вам очень бы не понравилась. Поверьте, это была бы гнусная правда. А теперь он останется в вашей памяти таким, каким вы хотели его видеть.

— Все действительно было так плохо? — спросила она.

— Хуже, чем вы можете себе представить, — очень серьезно ответил Беллами. — Я уверен, что вы не смогли бы сохранить свое чувство к Харкоту надолго. Этот несчастный случай избавил вас от очень тяжелых разочарований, поверьте мне, Фенелла.

Ему показалось, что на лице женщины мелькнула тень улыбки.

— Вы странный человек, Ники. Часто я боюсь вас, а иногда вы бываете таким милым… Вы умеете утешать, и вам хочется верить И сейчас, когда вы говорите о Харкоте, я тоже верю вам.

— Тогда постарайтесь поверить в то, что я скажу вам теперь. На самом деле вы не любили Харкота, Фенелла. Выдумали, что любите его. Вам нужно любить кого-то, потому что у вас слишком доброе сердце для той работы, которой вы занимаетесь. Ходить по барам и ресторанам Вест-Энда, выискивать бездельников, там ошивающихся, чтобы потом препроводить их к Мотту, в его, так называемый, ночной клуб, чтобы они там проигрывали в железку, рулетку или фараон — это занятие не соответствует вашей натуре.