Фрэнка начала бить дрожь, и Тесс равнодушно отметила, что это, вернее всего, от холода...

8

Мелфи всю себя отдавала выздоровлению, как другие посвящают себя вновь обретенной вере. Она, которая годами тратила неимоверные усилия, чтобы казаться молодой, внезапно отказалась от всяческих ухищрений. Казалось, что ей все стало безразлично. Ее можно было видеть бродящей с блуждающим взором из комнаты в комнату, без всякого грима в безжалостном ярком свете дня, в длинном ярко-красном халате и с сигаретой в зубах. Она не переодевалась ни к обеду, ни к ужину, отказывалась выходить из дома и не хотела слышать ни о каких развлечениях. Она не выглядела печальной или подавленной, вежливо отвечала на все вопросы, поддерживала беседу, иногда даже улыбалась, но ее странное поведение производило несколько неприятное впечатление.

Складывалось впечатление, будто в отлаженном механизме сломался какой-то важный винтик, будто душа покинула ее, как это случается с некоторыми персонажами детских сказок, заколдованными злыми феями.

Фрэнк уверял, что его жена очень больна и сейчас не время что-либо предпринимать.

Доктор Перетти находил, что с медицинской точки зрения состояние здоровья его пациентки хорошее, но, как почтительно добавлял он, что касается ее своеобразного поведения, тут его врачебное искусство бессильно.

Тесс сознавала, что было бы нецелесообразно торопить события. Намеки относительно психического состояния Мелфи, высказанные Тесс в свое время доктору Перетти, ежедневно находили свое подтверждение в странном поведении Мелфи. Если ее окружение, слуги и близкие друзья, убедятся в ее психозе, то тогда ее попытка перехода от жизни к смерти явится логическим завершением ее непреодолимой депрессии.

Фрэнк начал противиться плану Тесс. Как требует правосудие, чтобы осужденный был здоров, прежде чем приговор будет приведен в исполнение, так и он хотел подождать, пока Мелфи не состарится. Фрэнка мучили угрызения совести, и он окружал Мелфи искренней заботой, которая, похоже, ее не трогала.

После несчастья в ванной комнате Мелфи исполнила свой каприз: Антония была повышена до звания камеристки и обязана была лично прислуживать ей. И поскольку Мелфи избегала всяческой суеты, любые формы физической или умственной деятельности, то в ее присутствии молчаливой служанке приходилось, ничего не делая, попусту тратить время. Антония недоумевала, почему ее госпожа приказала ей спать в ее комнате на раскладушке, хотя она сразу засыпает, как только ложится. Итальянка также не понимала, почему ей надо постоянно быть при госпоже и ни при каких обстоятельствах не покидать ее, даже тогда, когда госпожа отдыхала на одной из террас. Она могла читать, шить или вообще ничего не делать, но только в присутствии госпожи. Однажды мадам Сентджиль страшно рассердилась, когда, проснувшись, не обнаружила рядом Антонии. Антония очень смутилась, увидев, что она натворила, и попыталась оправдаться: она только спустилась вниз, чтобы забрать вязание. Мелфи набросилась на нее с упреками. С этого момента Антония превратилась в домашнее животное, всегда находящееся в пределах досягаемости. Большей частью она молчала и боялась задремать.

— Я превратилась в сторожевую собаку, — смеясь, рассказывала она поварихе, которая завидовала ей и жаловалась, что приходится помимо своей работы выполнять и обязанности Антонии.

Фрэнк думал, что Мелфи не вела бы себя так, если бы чего-то не подозревала, но Тесс не давала себя переубедить.

— Ни одна женщина, будь она на месте Мелфи, если бы она действительно знала, что ей следует чего-то опасаться, не осталась бы рядом со своими палачами. Она бы сначала убежала отсюда, а потом уже что-нибудь предпринимала бы.

— Ни одна женщина... но Мелфи-то другая! — ответил Фрэнк.