Рябов поудобнее расположился в кресле рядом со мной и попытался что-то сказать, но щелчок селектора заставил его отказаться от этого благого намерения:

— Главный инженер хочет посоветоваться насчет нового центра, — в голосе Марины я услышал явное злорадство.

— Марина, в течение часа мы с Сережей скоропостижно отсутствуем, — напутствую секретаршу для того, чтобы она приступила к своим прямым обязанностям со всей серьезностью.

— Итак, Рябов, что удалось выяснить?

— Никаких данных о Ляхове нет, — мгновенно огорчил меня коммерческий директор.

— В таком случае, я позвоню Тенгизу.

— Стоит ли?

— Не волнуйся, разговор будет носить весьма поверхностный характер. Впрочем, встреча с Ляховым нас пока ни к чему не обязывает.

Рябов ухмыльнулся и мрачно процедил:

— Вот именно, что пока.

Тенгиза я знаю страшно сказать сколько лет. И все эти годы он работал ювелирно. Правда, пять лет назад был у него маленький прокол из-за излишней доверчивости. А началось все с портрета Марка Шагала, который висел в Бакинском театре русской драмы. Ну и пусть бы себе там пылился, так нет, не смог Тэнго пережить, что такое произведение искусства до сих пор никто по достоинству оценить не может. Ведь согласно инвентарной описи цена этого портрета была немного дешевле, чем он стоит на самом деле — три рубля и ни цента больше. И до того этот Шагал взволновал Тенгиза, что он раскошелился аж на пятьдесят рублей, когда ему портрет притащили.

Буквально через день до Тэнго дошло, что портрет этот может стоить еще дороже, и он начал действовать соответственно. В общем, пока театралы терроризировали ментов по поводу исчезнувшей трехрублевой картины, Тэнго сложа руки не сидел. И вскоре этот Шагал отправился за кордон, попутно принеся Тенгизу сто пятьдесят тысяч долларов. Вот из-за этих копеек и собственной несдержанности в компании, как ему казалось, близких людей, Тенгиз оказался под колпаком московских гэбешников.

Однако стоило только Грузии стать самостоятельным государством, как Тенгиз сходу ожил, показал два кукиша в сторону Баку и Москвы и приступил к своей производственной деятельности с таким размахом, словно хотел с лихвой наверстать время, затраченное на вынужденное безделье в компаниях хорошеньких девочек.

К девочкам мой партнер был всегда неравнодушен. Особенно к блондиночкам; они всегда входили в мою программу южноморского гостеприимства. Однажды, отдыхая у меня, Тэнго до того одной увлекся, что Рябов сунул свой профессионально любопытный нос в его записную книжку, и наш компьютер до сих пор хранит адреса партнеров, поставщиков, даже разных девушек, которым сейчас Тэнго вряд ли звонит из-за их возрастного ценза.

А вот с партнерами как раз все по-другому, это не девочки. Хороши только три старые вещи — вино, скрипка и партнер, который ни разу тебя не подводил. Один из этих партнеров — я сам. После неприятностей Тенгиз несколько раз брал у меня товар, однако в Южноморске появляться не рисковал, видимо, на его характер сделка с Шагалом отложила свой отпечаток или с годами стал домоседом — кто знает. Все мы с годами меняемся. Однако хватка у Тэнго осталась прежней.

Во время последней сделки Тэнго предложил мне уступить коллекцию нэцке на тридцать процентов дешевле, а взамен — получить московского клиента, с которым работал много лет. Видимо, до того Шагал ему икался, что Тэнго запальчиво объявил: с этой самой Москвой, которая оккупировала в свое время его родину, он больше не хочет иметь дел из-за проснувшегося национального самосознания.

С предложением Тэнго я согласился, выдвинув единственное условие: товар он получает по моей цене, но, если сделка с Ляховым состоится, пресловутые тридцать процентов вернутся в его карман.