|
Эрлангер назвал его имя и фамилию. Я немедленно позвонил в банк и узнал адрес парня. Однако, пока я добирался на Ранкхофштрассе, тот уже удрал. А на вокзал я поехал скорее для очистки совести, потому что так полагается по правилам. Я не располагал даже описанием разыскиваемого, но с первого взгляда понял, что это тот, кого я ищу. Сенталло дрожал и выглядел очень испуганным. То и дело он с тревогой озирался по сторонам. Когда я взял его за руку, парень издал что-то вроде стона, и я даже подумал, как бы он не хлопнулся в обморок. Сенталло безропотно последовал за мной на Обергрюндштрассе, где я и приступил к допросу. Он рассказал ту же версию событий, что и сейчас, на процессе. Несмотря на самые тщательные розыски, нам не удалось обнаружить ни малейших следов этой Дженни Йост или хотя бы получить подтверждение таинственного телефонного звонка, поскольку в банке фиксируются только разговоры по внутренним линиям.
Мэтру Ремпье показалось, что инспектор испытывает к его клиенту некоторую симпатию, и он рискнул задать довольно опасный вопрос: – Инспектор, вы один из тех, кто много времени провел с Людовиком Сенталло. Как, по-вашему, он виновен? – Мое личное мнение к делу не относится, мэтр. Важно лишь то, что я в состоянии доказать. Макс Мартин воспользовался случаем отдать должное полиции Люцерна, в беспристрастии представителей коей, по его словам, обвинение никогда не позволило бы себе усомниться. А как всегда практичный мэтр Хюг поинтересовался, не удалось ли обнаружить, куда исчезли украденные деньги. – Увы, ни намека, мэтр. Мы обыскали комнату Сенталло снизу до верху, но ничего не нашли, как, впрочем, и в его чемодане. – Как вы считаете, он успел бы спрятать деньги по дороге домой? – Я опять-таки вынужден заметить, что мое личное мнение не важно, поскольку я все равно не мог бы указать тайник. Добавлю, что, по сведениям, полученным из банка, сумма поступила туда слишком поздно и номера не переписали. – Да, – вздохнул мэтр Хюг, садясь на место, – нам и в самом деле крупно не повезло во всей этой истории… Арнольду Оскару хотелось с блеском закончить утреннее заседание. – Инспектор, это вы открыли чемодан Сенталло и исследовали его содержимое? – осведомился он. – Да, Ваша честь, в присутствии двух моих коллег, которые впоследствии подписали протокол. – И что вы обнаружили в чемодане? – Кое-какие туалетные принадлежности, немного белья, пару ботинок и… – Да? – И ватный тампон, пропитанный хлороформом. На сей раз судье не без труда удалось навести относительный порядок в зале. – Сенталло, если вы невиновны, то как можете объяснить наличие в вашем багаже предмета, который я назвал бы… орудием преступления? – Я не могу этого объяснить, Ваша честь, потому что сам не понимаю… – Вы, вероятно, догадываетесь, что подобный ответ вряд ли удовлетворит господ присяжных? – Мне больше нечего ответить. Обвинитель ликовал. – Вечно вы ничего не можете объяснить, Сенталло. Дженни Йост то появляется, то исчезает, и вы не знаете, каким образом. Вас зовут к умирающей, но вы никого не находите на месте и не в состоянии проанализировать причины столь странного фарса. На человеке, усыпившем шофера, был такой же костюм, как на вас, но вы лишь ссылаетесь на совпадение. Доказательство вашего преступления находят в вашем же чемодане, а вы делаете вид, будто понятия не имеете, как оно туда попало. Должен вам заметить, это не самая лучшая система защиты. – Тем, кто невиновен, труднее всего защищаться, мэтр! – заметил мэтр Ремпье. – Надеюсь, дорогой коллега, вам удастся убедить в этом господ присяжных! – Не беспокойтесь, я сделаю все, от меня зависящее! Наступило время сделать перерыв, и судья в последний раз обратился к обвиняемому: – Сенталло, если вы признаете свою вину, то, я думаю, господа присяжные учтут ваше прошлое и проявят снисхождение, особенно, если вы скажете, куда девали деньги. |
