|
На колокольне Хофкирхе прозвонили девять раз. Пустынная набережная напоминала Людовику его жизнь, но завтра сюда снова вернутся прохожие, а он, он навсегда останется один, один со своими страхами и сожалениями. Молодой человек встал и, скользнув под кроны деревьев, приблизился к самому озеру. Кое-где ночную мглу прорезали нависшие над водой полоски тумана. Озеро казалось Сенталло фантастическим, нереальным миром, и он подумал, что, быть может, где-то там, за гранью известного бытия, в таком же матовом сумраке блуждает Дженни. Почему бы не присоединиться к ней и не покончить раз и навсегда с теми мерзостями, которые отравляют ему существование так бесконечно долго? Зачем продолжать заранее проигранное сражение, если даже тот единственный человек, на кого Людовик как будто был вправе рассчитывать, покинул его? Сенталло ускорил шаг. Ему вдруг послышалось, словно откуда-то очень издалека доносится приглушенный шепот.
– Дженни… – бессознательно пробормотал он. Сенталло добрался до балюстрады, шедшей вдоль набережной, посмотрел направо – налево. Пусто. Он, как всегда, один… Людовик перекинул ногу через последнее препятствие, отделявшее его от вожделенного покоя. Молодой человек не обратил внимания на торопливые шаги за спиной, но, когда он уже отпускал парапет, чьи-то цепкие руки ухватили его за плечи и рванули назад, а над ухом заворчал сердитый голос: – И что бы ты этим доказал, идиот?
В маленьком кафе, куда притащил его инспектор Франц Вертретер, Людовик тупо смотрел на бокал дымящегося грога. Казалось, он возвращается из очень далекого путешествия и еще не в состоянии в полной мере воспринимать мир, который чуть-чуть не покинул. Полицейский молча наблюдал за его реакцией. Наконец, устав ждать, он первым завязал разговор: – Ну? Сенталло вскинул глаза. Он наконец узнал полицейского и, сообразив, что обязан Вертретеру жизнью, вдруг проникся к нему глубокой ненавистью: – Какого черта вы помешали мне… Но тот грубо перебил Людовика: – Потому что я не люблю трусов! Сенталло пожал плечами. Как легко судить, презирать, ненавидеть, а вот понять… – Будь вы на моем месте… – На вашем месте я бы ни за что не стал сдаваться! Я бы дрался до последнего! – С кем? – С теми или тем, кто сделал из вас козла отпущения! Людовик вздрогнул. Возможно ли, чтобы хоть кто-то… Боясь услышать ответ, он все же тихо спросил: – Так вы не верите в мою виновность? – Нет. Сенталло глубоко вздохнул. – И с каких же пор? – После того, как снял с парапета. Человек, у которого где-то припрятано триста тысяч франков, не станет кончать с собой. Неужто эта злополучная попытка самоубийства его спасет? – И однако это вы арестовали меня два года назад! – с горечью заметил молодой человек. – Я выполнял свой долг. Все улики указывали на вас. Мастерская работа. И до недавнего времени я твердо верил, что кражу совершили вы. А потому, с тех пор, как вы вернулись в Люцерн, не свожу с вас глаз. Я же и придумал ловушку, надеясь, что вы приведете меня прямо к тайнику. Первые сомнения у меня возникли после того, как вы ушли от Шмиттера. А теперь я убежден, что вы – просто жертва. – Ну? И вы им об этом скажете? – Кому? – Всем! Судьям, полиции, господину Шмиттеру! – И что это вам даст? У меня нет никаких доказательств. Даже ваша попытка самоубийства никого не убедит. В то, что человек искренне хотел умереть, верят обычно только после его смерти. Наверняка найдется умник, который скажет, будто вы меня заметили и нарочно разыграли комедию. |
