|
Невольно он наблюдал, как на лицах людей непроизвольно появляются улыбки, до такой степени ее настроение заразительно. Но порой… порой она становится невыносима. Груба, заносчива, нетерпима — это еще мягко сказано. Иногда Славе даже кажется, что продолжи он с ней выяснять отношения, так дело может дойти и до рукопашной. В такие моменты он предпочитает отступить первым, догадываясь, что может потерять с ней ту видимость дружеских отношений, что между ними установилась. И еще в такие моменты он ее практически ненавидит, за то, что своим настроением она отравляет жизнь ему. Потом он долго пытается прийти в себя и обрести утраченное равновесие. Временами он даже думает, зачем так настойчиво поддерживает с ней дружеские отношения? Но стоит ему увидеть ее в радужном настроении, как все негативные мысли моментально выветриваются из головы.
— А знаете, Слава, — прервала Галина Сергеевна его размышления, — Шура в детстве была такая… Я даже боялась, что ее могут сглазить, — невесело усмехнулась она. — Каждый, кто смотрел на нее, нахваливал. Да мы и сами с отцом не могли на нее наглядеться. Она как лучик света была для нас. А когда отец ее начал пить, так только в ней я и находила утешение. Она всегда могла подобрать нужные слова, успокоить… Я и тогда боялась, что сглазят ее, — тихо рассмеялась она. — Уж больно покоя она всем не давала, кому только не лень про нее говорили. Лишь бы языками почесать. А потом что-то случилось. Уехала она от нас нормальной, а в следующий раз я ее уже увидела такой вот. Галина Сергеевна принялась убирать со стола. Слава помогал ей и наблюдал тайком. Он видел, как сильно она расстроена, хоть и пытается не подавать виду. Но что он мог сказать, если и сам не испытывал от всего радости. — Постель я тебе приготовила, — повернулась она к нему. — Надеюсь, тебе у нас будет удобно. — Я неприхотливый, — ободряюще улыбнулся ей Слава. — Галина Сергеевна! — окликнул он ее, когда она уже почти вышла за дверь. Желание сказать ей хоть что- то приятно не покидало. — А знаете, как у нас называют Шуру? Солнечным зайчиком. — И это ей подходит, — задумчиво произнесла она. — Только и он может угодить в ловушку. Шура проснулась с первыми петухами. Тут инстинкты жили сами по себе, отдельно от нее. В городе по выходным она обычно спала до обеда, а потом еще долго бродила по дому сомнамбулой. Кровать ее стояла рядом с окном, и какое-то время она любовалась чистым предрассветным небом. Но стоило горизонту лишь посветлеть, как Шуру сдуло с постели. Набросив халат, она выскочила во двор и пошла кормить курей. В огороде царил весенний порядок, так свойственный посадочной поре. Шура залюбовалась ровными грядками, клумбами с первыми цветами. Нарциссы с тюльпанами словно соревновались, кто кого краше, гарцуя друг перед другом на упругих стеблях. Яблони и вишни стояли усыпанные цветами и источали тонкий аромат. И птицы заливались так счастливо, что невольно заражали своим настроением. — И не спится тебе в такую рань, — присоединилась к ней мама в курятнике. — Чего подскочила? — Не могу я такую прелесть пропустить, — указала Шура на медленно всплывающий диск солнца. — В городе такого не увидишь. — Эка невидаль, — проворчала Галина Сергеевна. — С утра уже жарить начинает, до полудня еще в дом гонит — на огороде становится невыносимо… — Мам, а как там твои соседи? Что-то их не видно… Да и ты же вроде им часть огорода выделила, а в этом году сама засадила весь. И сарай вон опять пустует. — Дык, уехали они. Посреди зимы сорвались и подались в теплые края, к морю. |
