Никогда не скажешь, что бабушка, а тем более – прабабушка, подумала Шелби, но обратилась к ней именно так:

– Бабуля!

Виола протянула обе руки.

– Ну, наконец-то! Будем считать, что самых дорогих ты приберегла напоследок.

– Бабуля, какая ты красивая!

– Да уж, тебе повезло, что ты на меня так похожа. Точнее, на меня сорок лет назад. Гены Макнеев плюс хороший уход за кожей. И девочка твоя в нашу породу.

Шелби обернулась и с улыбкой оглядела Кэлли, катающуюся по траве в компании с двоюродными братьями и парой щенков.

– В ней вся моя жизнь.

– Да знаю уж.

– Надо было мне…

– Это все пустое. Пойдем лучше прогуляемся, – проговорила Ви, а у Шелби на глаза опять навернулись слезы. – Посмотри-ка, какой огород тут твой отец развел. Лучшие помидоры в Ридже! Давай-ка бросай думать о своих невзгодах. Просто не думай о них – и все.

– Бабуль, если бы ты знала! Я тебе даже всего рассказать не могу!

– От беспокойства толку чуть. Только морщины прибавляются. Так что давай перестань нервничать. Все, что надлежит сделать, будет сделано. Теперь, Шелби, ты не одна.

– Я уж забыла, каково это – быть не одной! Все как во сне.

– Это не сон, а реальность, и всегда так было. Иди сюда, моя девочка, обними меня. – Она притянула к себе Шелби, погладила по спине. – Теперь ты дома.

Шелби посмотрела на горы в дымке облаков. Могучие, вечные, настоящие.

Теперь она дома.

5

Кто-то вынес принадлежащее деду банджо, следом жена дяди Грейди, Розали, принесла скрипку, а Клэй – гитару. Все жаждали блуграсс, музыку гор. Ее бодрые, живые напевы, тонкая гармония струн брали за душу, оживляли воспоминания, зажигали в сердце огонь.

Это ее корни, в этой музыке гор, в этих зеленых склонах, в этом общении с близкими людьми.

Родня, друзья, соседи заполнили столы для пикника. Шелби смотрела, как танцуют на лужайке ее двоюродные братья и сестры, как мама в своих желтых босоножках покачивает малыша Джексона в такт музыке. А вон и отец с Кэлли на коленях – оба уминают картофельный салат и жареные ребрышки и с самым серьезным видом что-то обсуждают.

Бабушка Виола, скрестив ноги, сидит на траве, попивает шампанское и подмигивает Джилли, и ее звонкий смех перекрывает звуки музыки.

Мамина младшая сестра Вайонна орлиным взором следит за младшей дочкой, которая будто приклеилась бедрами к тощему пареньку в рваных джинсах, которого тетя называет не иначе как «мальчишка Хэллистеров».

Учитывая, какая сочная фигурка у двоюродной сестренки в ее шестнадцать лет, Шелби рассудила, что мамашин орлиный взор весьма оправдан.

Ей со всех сторон пихали еду, и она ела и ела, в свою очередь, чувствуя на себе орлиный взор своей мамы. И пила шампанское, хотя оно и навевало ей мысли о Ричарде.

А потом она пела, потому что об этом попросил дедушка. Сначала одну песню, потом вторую, третью, четвертую. Слова сами собой всплывали в памяти. Как же приятно петь вот так запросто, во дворе родительского дома, и чтобы музыка летела высоко в небесную синь, радуя и излечивая ее израненное сердце.

И все это я оставила, подумала Шелби, оставила ради мужчины, которого так до конца и не узнала. Ради жизни, которая с начала и до конца оказалась фальшью.

И разве не чудо, что эта настоящая жизнь ее столько времени здесь дожидалась?

Улучив момент, Шелби ускользнула в дом и прошла наверх. На пороге детской она замерла.

Стены нежно-розового тона, белые в густую сборку занавески обрамляют окно с горными хребтами на горизонте. Знакомая ей прелестная белая мебель стояла собранная, а кроватка под бело-розовым пологом даже застелена.