Она знала такие места, где можно сидеть и любоваться до бесконечности. Знала, как поет козодой, когда светло-светло-серыми облаками ложатся сумерки, после того как красное солнце скроется за вершинами гор.

Теперь все это познает ее дочь. Познает то пьянящее чувство, которое накатывает, когда ступаешь босиком по теплой траве или когда щиколотки лижет студеная вода из ручья.

– Мама, мама, ну пожалуйста! Мы можем уже сейчас приехать?

– Мы уже совсем близко. Видишь вон тот дом? Там жила моя знакомая девочка. Ее звали Лорели, а мама у нее, миссис Мейбелин, работала у бабушки. И сейчас, мне кажется, работает, мне бабушка об этом говорила. А вон там впереди – видишь на дороге развилку?

– Вилкой едят.

– Правильно. – В нетерпении под стать дочери, Шелби рассмеялась. – Вилка нужна за столом. А развилка – это разветвление дороги, место, где можно поехать направо, а можно – налево. Если мы поедем направо – ты какой ручкой рисуешь? – так вот, если поехать в эту сторону, то очень скоро будет город Рандеву-Ридж. Но мы с тобой свернем левее.

Все больше возбуждаясь от скорой встречи с домом, Шелби взяла влево – пожалуй, чуть быстрее, чем надо бы.

– Мы с тобой направляемся домой.

– К бабуле.

– Точно.

По сторонам дороги показались дома, в том числе те, что появились уже после ее отъезда, а дорога все вилась и поднималась выше.

Вот дом Эммы-Кейт, на подъездной дорожке – большой пикап с надписью на боку: «Починим все».

И наконец приехали. Вот он, родной дом.

Повсюду машины и грузовики. Они сгрудились на дорожке перед домом, выстроились по обочине дороги. По двору носятся ребятня и собаки. И по периметру симпатичного двухэтажного дома – весенние цветы, за которыми ее родители ухаживают, как за детьми.

Трещины на коре кедров поблескивают на солнце, а розовый кизильник, любимец ее матери, весь в цвету, словно невеста.

Между стойками передней веранды натянут транспарант:

Она готова была положить голову на руль и зарыдать от нахлынувших чувств, но сзади в своем кресле запрыгала Кэлли.

– Мама, достань меня! Вынь меня! Мама, скорей!

На парковочной площадке перед домом стоял барьерчик, на котором она прочла еще одну надпись:

Она рассмеялась, и в этот момент двое мальчишек увидели ее машину и с радостными воплями кинулись встречать.

– Шелби, Шелби, мы сейчас отодвинем!

Это были сыновья ее дяди Грейди, которые, похоже, за то время, что она их не видела, то есть с Рождества, вытянулись еще дюймов на шесть.

– У вас тут праздник, что ли? – прокричала она.

– Это в вашу честь. Эй, Кэлли! Привет! – Старший из мальчишек, Мэкон, постучал в заднее окно со стороны Кэлли.

– Мама, это кто? Кто это?

– Это твой двоюродный брат Мэкон.

– Мэкон! – Кэлли замахала обеими руками. – Привет! Привет!

Шелби съехала на обочину и с превеликим облегчением выключила зажигание.

– Приехали, Кэлли. Наконец-то.

– Вынь меня, вынь меня, вынь меня!

– Сейчас выну, потерпи.

Не успела она, облепленная ребятней, обойти машину, как к ней уже бежала мать.

Ада-Мей, длинноногая, шести футов ростом, в один миг преодолела расстояние от дома до машины. Ее желтый сарафан вился вокруг этих длинных ног, оттеняя огненно-рыжую шевелюру.

Не успела Шелби и глазом моргнуть, как очутилась в жарких объятиях и в облаке «Л’Эр дю Тан» – фирменных духов ее мамы.