— Не посоветуешь, как бы мне преподнести ей эту новость?

 — К сожалению, нет. Но, думаю, ты поступаешь правильно. Жизнь — это нечто большее, она не может заключаться только в том, чтобы сажать людей в тюрьму.

 — Я тебе потом расскажу, как пройдет объяснение.

 Разговор уже было подошел к концу, когда у Валландера вдруг возник вопрос:

 — Значит, Анетте Брулин вернется и будет тебя замещать?

 — Она больше не по этой части, работает теперь адвокатом в Стокгольме, — ответил Пер Окесон. — А что, разве ты от нее не в восторге?

 — Да нет, — сказал Валландер. — Я просто поинтересовался.

 Он повесил трубку. С силой нахлынула неожиданная зависть. Он сам бы с удовольствием уехал в Уганду и занимался бы чем-нибудь совершенно другим. Нет ничего противнее, чем смотреть, как юное существо умирает, превращая себя в пропитанный бензином факел. Он завидовал Перу Окесону, который позволил себе перейти от слов к делу.

 Радость, переполнявшая его на пути к Саломонсону, улетучилась. Валландер стоял у окна и смотрел на улицу. Возле водонапорной башни ярко зеленела трава. Валландер вспомнил прошедший год, когда долгое время был на больничном после того, как убил человека. Теперь он задумался о том, удалось ли ему, собственно говоря, полностью освободиться от охватившей его депрессии. Мне надо поступить, как Пер Окесон. Найдется своя Уганда и для меня. Для Байбы и для меня.

 Он долго стоял у окна. Потом вернулся к письменному столу и попытался дозвониться своей сестре Кристине. Валландер набирал номер несколько раз, но все время было занято. Он достал из ящика в столе школьную тетрадь. Ближайшие полчаса он посвятил написанию отчета о случившемся прошлым вечером. Затем он позвонил в Клинику судебно-медицинской экспертизы Мальмё, но поговорить с врачом, который мог бы сказать что-либо об изувеченном огнем трупе, не удалось. В пять минут девятого он сделал себе кофе и направился в одну из комнат, где проходили совещания. Анн-Бритт Хёглунд говорила по телефону, а Мартинсон листал каталог садовых инструментов. Сведберг сидел на своем обычном месте, почесывая затылок карандашом. Одно из окон было открыто. Валландер остановился в дверях с чувством, что когда-то уже все это видел. Он словно оказался в ситуации, которая уже была когда-то раньше. Мартинсон оторвался от своего каталога и кивнул, Сведберг буркнул что-то неразборчивое, а Анн-Бритт Хёглунд, кажется, была занята тем, что терпеливо пыталась объяснить что-то по телефону одному из своих детей. Вошел Хансон. В одной руке он держал чашку кофе, в другой — пакет с украшением, которое эксперты нашли в поле.

 — Ты когда-нибудь ложишься спать? — спросил Хансон.

 Валландер почувствовал раздражение.

 — Почему ты спрашиваешь?

 — Посмотри на себя в зеркало.

 — Вчера засиделся допоздна. Я сплю столько, сколько нужно.

 — Это все футбольные матчи, — сказал Хансон. — Все из-за того, что их транслируют посреди ночи.

 — Я матчи не смотрю, — сказал Валландер.

 Хансон удивленно уставился на него.

 — Тебе что, не интересно? Я думал, все смотрят.

 — Не до такой степени, — признался Валландер. — Но я понимаю, что это немного необычно. Хотя, насколько мне известно, начальник государственной полиции не рассылал никаких директив о том, что отказ от просмотра матчей приравнивается к пренебрежению служебными обязанностями.

 — Возможно, для нас это в последний раз, — мрачно заметил Хансон.

 — Что в последний раз?

 — Что Швеция участвует в чемпионате мира.