— Но она же еще не…

— Уже да, — покачал головой Мериад. — Ее больше нет, совсем нет. Сразу отвечу на твой невысказанный вопрос (ты никогда не меняешь привычек, даже своего могильщика засыплешь вопросами): «совсем нет» означает, что ее душа попала в третий круг Атмира, а, может, и вовсе исчезла. Что касается тебя, то Эвеллан обязательно захочет завладеть твоей душой, я не хочу этого допустить. Ты боролась и заслужила вечный покой совсем в другом месте, нежели Атмир. А вот все мы окажемся там, — усмехнулся он.

— Но я не заслужила…

— Да перестань ты, хотя бы в эту минуту не лезь со своей шитой белыми нитками скромностью!

— Но я не могу… если даже боги…

— Что боги? Я, наверное, тебя разочарую, но мы не так уж безгрешны. Не будь нас, не было бы и войны, и Эвеллан не смог бы совершить того, что сделал.

Стелла не верила своим ушам: ее только что поставили на одну планку с хозяевами блестящих лиэнских храмов, допустили в прихожую их душ.

— Ладно, хватит для тебя! — Видимо, почувствовав, что был слишком откровенным, бог вернул приличествующее ему выражение лица. Двери в святые святых были закрыты. — Ты устала, и все равно ничего не понимаешь. Все свои вопросы оставь при себе, а еще лучше постарайся не забивать ими голову — я не могу сосредоточиться, когда твои мысли кружатся в мозгу, будто белки в колесе.

— Может, лучше перестать читать мои мысли, — подумалось ей.

— Я бы с радостью, но без этого не смогу тебя контролировать. Один неверный шаг — и вся комбинация полетит в тартарары. А так я смогу все исправить до того, как ты это сделаешь. И, на будущее, — прошипел он, — то, что я делаю или говорю, не обсуждается.

Принцесса кивнула. Вот он, старый добрый Мериад, боги так быстро не меняются. Но все равно, что-то в нем не то: да, он одернул ее, но скорее по привычке, чем осознано, а сам похож на беспомощного ребенка. Потерянный лихорадочный взгляд, доверчивость, откровенное признание собственной беспомощности изменить ход вещей…

— Тебя что-то не устраивает? — Она чуть не подпрыгнула, услышав этот прежний голос, предвестник сгущающихся туч. Осторожно скосив глаза, Стелла убедилась, что период божественной черной меланхолии окончен. Вернее, может, он еще продолжался, но ради ее персоны было сделано исключение. Сузившиеся глаза, немигающий взгляд волчьих зрачков — и темный огонек, блуждающий там, в глубине. А вот и ледяное покалывание — недвусмысленное напоминание, что за любую неосторожную мысль она может удостоится мимолетного, но действенного взгляда Смерти.

— Нет, — покачал головой Мериад, — надо было держать тебя в ежовых рукавицах. Твои мысли мне совсем не нравятся.

— А что я такого подумала? — робко спросила девушка. Почему у него так резко изменилось настроение?

— Посмела обсуждать меня. Запомни: что бы я ни говорил, ты родилась той, кем родилась, и даже сейчас я не позволю тебе копаться там, где тебе не положено. Что, решила, что я уже ничего не значу?

— Я не…

— Смерть всегда остается смертью, даже если сама смертна, и у нее есть терпение. Будь любезна, не зли ее.

— Но я ведь ничего…

— Я хочу, чтобы то «ничего», что недавно роилось в твоей голове, исчезло. То, что я делаю, думаю, а тем более чувствую, тебя не касается. Ясно? — рявкнул он.

Принцесса судорожно кивнула. Неужели ее невинные мысли могли вызвать такую бурную реакцию, или у него просто сдали нервы?

Огонек в глазах потух. Бог снова погрузился в прострацию.