Жесткие слова сестры шокировали. Марко даже в голову не приходило, что благосостояние способно пошатнуться: ни разу в жизни он не испытывал недостатка в средствах. Но выслушивать нотации младшей сестры, которая вдруг оказалась значительно умнее его самого, синьор Пьетро д’Анджело не собирался: женщина не имеет права распоряжаться в чужом доме, а этот бизнес принадлежит ему.

– Готов приходить в магазин каждый день и проводить здесь все утро, – пообещал он. – Но во второй половине дня обязательно должен навещать Кларинду.

– Что ж, для начала неплохо, – согласилась Лучиана. – Спасибо, дорогой брат. Во всяком случае, бизнес отца сохранит твое присутствие. Не забывай, что я все делаю от твоего имени.

Марко самодовольно улыбнулся.

– Так и должно быть, дорогая сестра.

«Напыщенный дурак, – подумала Лучиана. – И когда только брат успел стать таким эгоистичным?» Отец никогда не проявлял подобной склонности: именно спокойная ровность в обращении и с аристократами, и со слугами принесла ему репутацию достойного, благородного человека.

– Все мы – дети Бога, – любил повторять Джованни, – и равны в его глазах.

– Но только не в моих, – неизменно возражала Орианна. – Право, Джио, глупо смотреть на поваренка или торговца зеленью, как на равного себе, а уж тем более мне! Уж не забыл ли ты, что я дочь князя?

Отец тут же покорно заверял:

– Что ты, дорогая, ни на миг не забываю о твоем высоком происхождении. Как можно?

Подслушав разговор, дети начинали хихикать. Лучиана понимала, что старший брат унаследовал материнский характер. Джорджио вырос совсем не похожим на Орианну, поскольку рано попал под влияние церкви. А вот младшему, Луке, кое-какие черты все-таки достались: неслучайно он предпочитал строгую военную жизнь. Ну, а старший брат попросту не научился должным образом общаться с людьми. Он не всегда держался заносчиво, однако по мере того, как отец возлагал на него все больше ответственности, характер молодого человека менялся. Но все поправимо: если мягко направлять мысли и поступки брата, то, возможно, незаметно для себя он научится вести себя если и не благородно, то хотя бы прилично.

Официальный траур подошел к концу. Лучиана не удивилась, когда однажды утром в магазине появился английский граф.

– В последнее время в церкви вас не было видно, – заметила она.

– Ездил в Рим и Венецию, – ответил лорд Лайл. – Пришла пора возвращаться на родину, пока море не разбушевалось всерьез, по-зимнему. Но прежде, синьора, нам предстоит вместе посетить мессу и прогуляться в каком-нибудь красивом парке. Не стану скрывать: хочу, чтобы мне завидовала вся Флоренция.

Он улыбнулся. Чтобы не упасть, Лучиане пришлось крепко уцепиться за прилавок: при звуке глубокого, теплого, мягкого голоса колени ослабли.

– Вы бесстыдно мне льстите, милорд, и все-таки буду рада послушать мессу вместе с вами и пройтись по парку. Кстати, я даже знаю один вполне подходящий.

– Значит, завтра? – уточнил граф.

– О нет, милорд. Завтра у меня работа, – возразила синьора Аллибаторе.

– Из уст прекрасной леди подобные слова звучат странно, – признался англичанин. – Позвольте же узнать, почему вы здесь, в торговом зале отца, а не в своем уютном книжном магазине?

– Отцу понадобилась помощь, так как брату трудно управляться со всеми делами.