Час спустя он вышел из дома совершенно другим человеком — в серо-голубом наряде, вроде тех, в которых ходят булочники, и маленькой серой фетровой шляпе.

Он нанял извозчика и самым решительным образом приказал ехать к «Привалу булочников».

С большим трудом ему удалось отыскать место в общем зале; тем не менее он в конце концов уселся и подозвал служанку, чтобы заказать ужин. Служанка подошла и, увидев незнакомое лицо, с любопытством поинтересовалась:

— А вы, сударь, разве булочник?

— Да, милая, — ответил Овид.

— Но вы не из нашего квартала, — заметила служанка.

— В данный момент — нет, но прежде я жил здесь. Когда-то я частенько захаживал в эту лавку, и теперь, вернувшись наконец из Дижона, решил поужинать именно здесь.

За столиком рядом сидели Туранжо с Лионцем.

— А! Так вы, приятель, из Дижона? — поинтересовался Лионец.

— Да, милейший.

— Я сам два года назад там работал. И у кого вы служили?

Овид назвал фамилию булочника с улицы Шабо-Шарни.

— Знаю его, — сказал Лионец, — славный парень. А теперь, значит, хотите наняться на работу здесь?

— Хотелось бы. Я люблю Париж.

— Хорошее место найти непросто.

— Ну что ж, подожду. Я тут недавно небольшое наследство получил. Невелики деньги, но зато я могу позволить себе не хвататься за первую подвернувшуюся работу… А здесь можно на пансион устроиться? — спросил Соливо. — На месяц?

— Конечно, — ответила служанка, — я позову сейчас хозяйку, с ней и договоритесь.

— Хорошо. А пока принесите мне бутылочку бургундского, да получше, из особых запасов. Думаю, товарищи не откажутся выпить со мной запросто, по-дружески.

— Конечно же, нет! — ответил Туранжо.

Марианна принесла бутылку вина, потом — другую. Лед отчуждения растаял, и час спустя все трое уже чувствовали себя лучшими друзьями.

Потом Туранжо с Лионцем ушли. Овид, не спеша, закончил ужинать, договорился с хозяйкой, внес часть платы за пансион, выпил с ней по рюмочке, позвал служанку и вручил ей луидор за ужин и вино. Она отсчитала сдачу — две монеты по пять франков и мелочь. Дижонец, вложив в ладошку служанки одну из пятифранковых монет, сказал:

— Это вам, милая.

Марианна, ошеломленная его щедростью, покраснела до корней волос, что-то пробормотала и сунула монету в карман.

— Кстати! — чуть погодя воскликнула она вдруг. — Раз уж вы булочник и теперь у нас на пансионе, может, и в банкете захотите участвовать?

— Что за банкет, милая? — спросил Соливо, прикидываясь, будто ничего не знает.

Ответила ему хозяйка:

— Мы все решили сброситься и устроить обед в честь одной славной женщины, разносчицы хлеба. Несколько дней назад она чуть не погибла, просто чудом уцелела. Очень достойная женщина. Мы все очень любим ее.

— Ну конечно же, я тоже хочу участвовать! — горячо воскликнул Соливо. — Сколько с носа?

— Шесть франков.

— Вот.

— Марианна, принеси список и впиши туда еще одну фамилию. Как вас зовут?

— Пьер Лебрен.

— Ну вот и вписали. А теперь всего хорошего; мне пора на кухню.

«Не может быть, чтобы мне и на этот раз не удалось окончательно избавиться от Жанны Фортье», — подумал Овид, оставшись один; затем он отправился домой.