— Это почему?

— Я скажу, почему, — произнесла Жанна Фортье. — Он не хочет, чтобы люди узнали, что Поль Арман — это Жак Гаро: вор, поджигатель и убийца!

— Замолчи, несчастная! Замолчи! — пошатываясь, пробормотал миллионер.

Но Жанна продолжала:

— Он знает, что пришел час расплаты, свет прольется наконец на то, что двадцать один год было тайной, и правосудие свершится, поэтому он дрожит от страха…

— О! Замолчите! Сжальтесь над моей дочерью!

— А вы надо мной сжалились? Сжалились над моими детьми? Разве они благодаря вам не считают теперь, что их мать — недостойное существо, опозорившее их имя? Вы долго обманывали свою дочь, и я хочу, чтобы она поняла теперь, что вы за человек. Пусть она узнает о том, что вы подослали своего сообщника с ножом, пытаясь убить мою дочь, а когда у него ничего не вышло, решили подстроить все так, чтобы она умерла от отчаяния…

— А! Замолчи! Замолчи! — вскричал Поль Арман, кидаясь к Жанне. — Замолчи, иначе…

Но Мэри бросилась между ними.

— Я не хочу, чтобы эта женщина замолчала! — сказала она. — Насилием ничего не докажешь! Если она лжет, вы сумеете ей ответить.

Взгляд дочери укротил миллионера, однако в голове у него по-прежнему царил полный хаос; Поль Арман рухнул в кресло.

Клермонская беглянка вновь заговорила:

— Двадцать один год назад этот человек совершил кражу, поджог и убийство; но это не все, он совершил тогда еще одно преступление, может быть, даже более подлое: разыграв комедию своей героической гибели, он подстроил все так, что вместо него осудили меня, а затем, не отмывшись даже как следует от крови своей жертвы, воспользовался деньгами покойного, взял себе чужое имя и женился на вашей матери!

— Замолчи! Замолчи же наконец! — пробормотал миллионер.

— Продолжайте! Говорите! — настаивала Мэри.

— В Америке он сколотил огромное состояние, спокойно вернулся во Францию, а я тем временем медленно умирала в тюрьме. Прежде чем уйти из этой жизни, мне хотелось повидаться с детьми. Мало мне было горя, так я еще и детей потеряла! Я сбежала из тюрьмы и принялась их искать. А этот подлый человек тоже, оказывается, искал их; по воле случая он встретил сына убитого им человека, Люсьена Лабру, и решил выдать вас за него замуж.

Девушка глухо застонала и посмотрела на отца: тот отвернулся.

— Люсьен Лабру любил мою дочь, ваш отец задумал вырвать у него из сердца эту любовь; у него хватило подлости сказать Люсьену: «Ваша возлюбленная — дочь той мерзавки, что убила вашего отца!»

— Это ужасно! — пролепетала Мэри, закрывая лицо руками.

— Ужасно, не так ли? Вот что натворил этот человек! Вот почему он так боится меня; именно поэтому он не позволил вам позвать людей! Ну же, Жак Гаро, встань и скажи своей дочери, что я нисколько не солгала: ты действительно альфорвилльский вор, поджигатель и убийца!

Несчастный мерзавец и в самом деле встал, но лишь для того, чтобы в приступе дикой ярости броситься на Жанну и схватить ее за горло. Разносчица хлеба вскрикнула от ужаса. Мэри, испугавшись, убежала. Жанна отбивалась, пытаясь позвать на помощь.

— Ты в моем доме! — дыша, как дикий зверь, произнес миллионер. — Никто не слышал твоих воплей! И никто не услышит! Меня зовут Поль Арман, а не Жак Гаро! И никто не сможет доказать иного. Ты напала на меня, угрожала, а я защищался! Сейчас ты умрешь!

Пальцы его, словно тиски, все сильнее сжимались на горле несчастной женщины. Он толкал ее к двери кладовки. Под тяжестью ее тела неплотно прикрытая дверь отворилась. Жак разжал пальцы, и разносчица хлеба безжизненно рухнула на пол в темной комнатушке.