Я повела себя трусливо, испугавшись угроз в свой адрес… и насилия, примененного ко мне подлинным и единственным виновником всего содеянного…
— Вы утверждаете, что он вам известен? — воскликнул следователь. — Тогда назовите его имя!
— Жак Гаро.
— Старший мастер завода?…
— Он самый.
Господин Делонэ пожал плечами.
— Не самую лучшую кандидатуру вы выбрали, — с презрением заметил он. — Ведь применительно к нему ваши лживые обвинения и вовсе теряют смысл: этот храбрый человек погиб в огне, пав жертвой собственной преданности делу!
— Если Жак Гаро и в самом деле погиб!…
— Вы смеете утверждать, что он жив, тогда как человек двадцать видели, как он исчез в пламени пожара. И вы смеете обвинять его!
— Да, смею.
— И, разумеется, опять же без всяких доказательств?
— Было у меня одно доказательство.
— И что же с ним стало?
— Обратилось в пепел там, в Альфорвилле, в ту роковую ночь: пожар не пощадил и моего жилища.
— Короче, этого, как вы утверждаете, доказательства у вас нет?
— Нет, сударь.
— И на подобных доводах вы намерены строить свою защиту?
— Сударь, может быть, вы выслушаете меня?
— Говорите, слушаю.
Жанна стала рассказывать — почти в тех же выражениях, что перед аббатом Ложье, его сестрой и Этьеном Кастелем, но впечатление ее рассказ произвел здесь, увы, совсем иное. Настроенный против нее следователь слушал подследственную с издевательской улыбкой. Когда она закончила, он насмешливо сказал:
— У вас богатое воображение, звучит все очень романтично, но, увы, неправдоподобно. Как же так: получив такое важное письмо, написанное, как вы утверждаете, Жаком Гаро, вы не придаете ему никакого значения. Швыряете его куда-то в угол. Как же так: вы, всем обязанная господину Лабру, видите своего благодетеля убитым в собственном доме, охваченном огнем, и трусливо бросаетесь бежать, вместо того чтобы остаться на доверенном вам посту и, зная подлинного виновника, помочь правосудию разоблачить его! Полноте! Чего уж там! Во всем этом нет ни малейшей логики! Просто вы решили: Жак Гаро мертв. Свалю все на него. Не воскреснет же он, чтобы опровергнуть мои слова.
Жанна, вновь упавшая духом и охваченная отчаянием, проговорила, запинаясь и ломая руки:
— То, что вы только что сказали, я сама себе говорила много раз. Да, доказательств у меня нет. Если вы не услышали правды в моем голосе, значит, я пропала.
— Вместо того чтобы упорствовать и лгать, не лучше ли ступить на путь признания и раскаяния? Правосудие учтет это.
— Мне не в чем признаваться: я невиновна.
Следователь нетерпеливо заерзал.
— Имеете вы что-либо добавить к сказанному? — спросил он.
— Нет, сударь.
— Настаиваете на своем, все отрицая?
— Да.
— Сейчас вам зачитают протокол допроса, и вы подпишете его.
Когда с формальностями было покончено, жандармы, доставившие Жанну в кабинет следователя, препроводили ее назад, в тюрьму предварительного заключения, откуда наутро она была переведена в тюрьму Сен-Лазар. Расследование завершилось с чрезвычайной быстротой. Следователь отправил все необходимые документы в следственную палату, а та передала дело в суд округа Сена.
Кюре Ложье хлопотал, пытаясь помочь Жанне. Желая спасти несчастную женщину, он пустил в ход все средства, использовал все свои влиятельные знакомства. И повсюду ему отвечали, что он защищает существо, недостойное не только какого-либо участия, но даже простейшего сочувствия. Священника довели до того, что он начал уже подумывать, а не клюнул ли он на удочку самой обыкновенной плутовки…
Единственным, чего ему удалось добиться, было разрешение оставить Жоржа у себя, вместо того чтобы отправить в приют. |