Кое в чем этот прогресс (а если это не прогресс, тогда что вообще можно назвать прогрессом?) подтолкнул новые идеи — прямо сформулированные аргументы, убеждавшие, что узаконенное насилие следует минимизировать или отменить. Ускорило дело и изменение порога чувствительности. Люди стали сочувствовать все большему числу других людей и уже не могли оставаться равнодушными к их страданиям. Из этих предпосылок выросла новая идеология — она поставила в центр системы ценностей жизнь и счастье, а в основание концепции общественных институтов — здравый смысл и рациональные обоснования. Эту новую идеологию можно назвать гуманизмом или идеей прав человека, а ее стремительное воздействие на жизнь Запада во второй половине XVIII в. — Гуманитарной революцией.

Сегодня Просвещение часто упоминают с презрительной усмешкой. Сторонники критической теории винят его в катастрофах XX столетия; религиозные консерваторы из Ватикана и американские правые интеллектуалы горят желанием сменить его толерантный секуляризм на воображаемую моральную чистоту средневекового католицизма. Даже умеренные атеисты нередко осуждают Просвещение как реванш интеллектуалов, как наивную веру, что человечество — раса высокоумных рациональных агентов. Эта массовая амнезия и неблагодарность стали возможны из-за естественной идеализации прошедших веков, о которой мы читали в главе 1: реальность вчерашних зверств проваливается в пропасть забвения, и воспоминания о них сохраняются лишь в безобидных идиомах и картинках. Если начало этой главы показалось вам слишком натуралистическим, так это сделано только для того, чтобы напомнить о реальности той эпохи, которой положило конец Просвещение.

Конечно, исторические перемены не случаются по щелчку пальцев, и гуманистическое течение набирало силу веками до и после Просвещения, и не только на Западе. Но в книге «Изобретение прав человека» (Inventing Human Rights) историк Линн Хант заметила, что понятие прав человека было внятно провозглашено в ходе двух исторических событий. Первое — подписание американской Декларации независимости в 1776 г. и французской Декларации прав человека и гражданина в 1789-м. Второе, в середине XX в., — подписание в 1948 г. Всеобщей декларации прав человека, закрепленное чередой Революций прав в последующие десятилетия (см. главу 7).

Мы увидим, что эти декларации не были просто прекраснодушной болтовней; Гуманитарная революция инициировала отмену многих варварских обычаев, которые являлись неотъемлемой частью жизни на протяжении большей части истории человечества. Но обычай, который ярче всего иллюстрирует прогресс человеколюбия, был искоренен задолго до этого времени, и его исчезновение — отправная точка в понимании спада узаконенного насилия.

Убийства из суеверия: человеческие жертвоприношения, колдовство и кровавый навет

Самой мрачной и дремучей формой узаконенного насилия были человеческие жертвоприношения: пытки и убийства невинных лиц, чтобы ублажить божество, жаждущее крови.

Библейская история жертвоприношения Авраама доказывает, что человеческие жертвоприношения в I тысячелетии до н. э. не были чем-то невообразимым. Израильские племена хвалились, что их бог морально превосходит богов соседских племен, потому что он требовал убивать в его честь только овец и коров, но не детей. Но соблазн, видимо, никуда не делся, потому что израильтяне посчитали целесообразным наложить прямой запрет в Левите 18:21: «Из детей твоих не отдавай на служение Молоху (через огонь) и не бесчести имени Бога твоего». Веками их потомкам приходилось принимать меры, препятствующие возрождению этого обычая. В VII в. до н. э. царь Иосия осквернил место для жертвоприношений Тофет, чтобы «никто не проводил сына своего и дочери своей чрез огонь Молоху».