— Экипаж перевернулся, мой муж погиб, а мне раздробило ногу.
Он продолжал смотреть на нее так, словно хотел узнать больше.
— Очень странно, — прошептала Алекс, глядя ему в глаза, — но мне кажется, что я вас давно знаю.
Было похоже, что и он ее знал.
— Вы ведь тоже не понаслышке знаете, что такое горе и утраты. — Она прочитала это в его глазах. — Хотелось бы, чтобы и вы о себе рассказали.
Он повернулся лицом к костру. В этот вечер Фредди читала погонщикам монолог из какой-то пьесы, и ковбои внимательно слушали ее, попивая кофе. Через несколько минут все принялись аплодировать. Хлопали они довольно эмоционально, чтобы не обидеть актрису, но все же не очень громко — боялись напугать животных, укладывавшихся на ночь.
Алекс не понимала, почему ее так влечет к этому странному человеку. Конечно, его внимание льстило ей, и она не без оснований полагала, что тот интерес, который он проявлял к ней, отчасти и делал его обаятельным в ее глазах. Но привлекало в нем и другое… Что-то подсказывало Алекс: некогда этот мужчина был настоящим джентльменом. Возможно, именно поэтому она не боялась его по-настоящему, и даже когда он поднял ее юбки, быстро оправилась от страха, — вероятно, чувствовала: в этом смысле он не представляет для нее опасности.
— Кто вы? — спросила она, любуясь его профилем, борясь с искушением коснуться его лица.
Он не ответил, но в его глазах, обращенных к ней, была нежность.
Они молчали, но это молчание их не смущало. Они долго сидели в полумраке, сидели даже тогда, когда погонщики один за другим стали укладываться на ночь. Алекс вспоминала, как они с Пайтоном порой неделями не разговаривали. Но то молчание — следствие взаимных обид — не имело ничего общего с нынешним. Пусть они не могли обмениваться словами, но с этим человеком ей было удивительно спокойно и легко.
Глупо, конечно, но Алекс знала: ей будет его очень не хватать, когда он оставит их в Форт-Уэрте.
— Мне наплевать, что сказал Фриско! Мы не можем позволить себе гостиницу! Нам придется платить за две комнаты, за еду… Если хочешь отдохнуть, можешь отдыхать здесь! — бушевал Уорд, вышагивая вокруг костра с кружкой кофе в руке.
Они остановились в нескольких милях от Форт-Уэрта. Отсюда, с возвышения, Лес видела город, выросший к северу от старой крепости, в честь которой и получил свое название. Место для стоянки Дэл выбрал превосходное. Западный приток реки Тринити снабжал их в достатке свежей водой. Рядом со стоянкой — удобная переправа. Трава по берегам росла особенно сочная. Самое подходящее место и для животных, и для людей.
— Я уже почти два месяца не вижу ничего, кроме пыли и быков, — жаловалась Лес, с тоской поглядывая на дымок, поднимавшийся над городскими крышами. — Я мечтаю о настоящей ванне и настоящей постели…
И о сне без ночных дежурств. Спать на чистой простыне и перине, не чувствовать под собой камней, которые впиваются в тело, и не слышать храпа спящих рядом мужчин…
— Я только что сказал тебе: мы не можем позволить себе две ночи в городе, — заявил Уорд.
— А Лутер говорил, что, по его расчетам, я вполне могу остановиться в городе и отдохнуть.
Лес испугалась собственной смелости; сердце ее забилось чаще. Она видела, что ее упрямство бесит Уорда, видела, как вздулась и забилась голубая жилка у него на виске. Она понимала, что он не посмеет ударить ее сейчас, когда вокруг столько людей и все смотрят на них, но страх был сильнее ее.
— Ты, всегда только ты! — презрительно поджав губы, прошипел Хэм. — Ты никогда не думаешь обо мне!
Он намеревался пробудить в ней чувство вины, чтобы легче было управлять ею, и она понимала это, как, впрочем, понимала всегда. |