Потом поехала на восток, мимо университетского городка, в район, где жила до одиннадцати лет. По пути из Лос-Анджелеса она убедила себя, что хочет увидеть его в последний раз.

Касси миновала детское кафе, куда отец водил ее за конфетами, автобусную остановку, где она выходила, возвращаясь из школы. Домик на Блум-стрит, принадлежавший ее родителям, был по-прежнему окрашен в розовый цвет, но за два десятилетия кое-что переменилось. Водяной охладитель на крыше сменился настоящим кондиционером. Гараж был превращен в жилое помещение, а задний двор обнесен изгородью, как и у всех в квартале. Касси стало любопытно, кто теперь живет в доме, не та ли семья, которая приобрела его на аукционе после того, как их лишили права выкупить заложенное жилье. У нее возникло желание постучаться, попросить разрешения взглянуть на свою старую комнату. Казалось, там она последний раз чувствовала себя в полной безопасности. Как приятно было бы вернуть это ощущение. Образ той комнаты навел Касси на мысль о комнате Джоди Шо с коллекцией чучел собачек над кроватью, но она поспешно отогнала это видение и вернулась к своим воспоминаниям.

Глядя на дом, Касси вспоминала, как вернулась домой из школы и увидела, что мать плачет, а какой-то человек в мундире прибивает к парадной двери уведомление о лишении права выкупа заложенного имущества. Он сказал, что уведомление должно быть у всех на виду, но стоило ему только уехать, как мать сорвала с двери бумагу. Потом потащила с собой Касси, и они сели в машину. Мать очертя голову неслась к Стрипу и в конце концов остановилась перед «Ривьерой», въехав двумя колесами на тротуар. Таща Касси за руку, она отыскала отца за одним из столов, где играли в блэкджек, и сунула бумагу ему в лицо, а потом за пазуху гавайской рубашки. Касси навсегда запомнила эту рубашку. На ней были изображены танцовщицы хулы, прикрывающие движущимися руками голые груди. Мать осыпала бранью отца, обзывала трусом и другими словами, пока ее не оттащили охранники казино.

Касси не могла припомнить всех слов, но явственно помнила ту сцену, увиденную глазами ребенка. Отец сидел, сохраняя место за игорным столом. Таращился на вопящую женщину так, словно видел ее впервые. На его губах играла легкая улыбка. И он не произносил ни слова.

Отец не вернулся домой ни в ту ночь, ни в последующие. Касси видела его потом лишь однажды – когда сдавала в «Тропикане» карты для блэкджека. Но к тому времени он окончательно спился и не узнал ее. А у нее не хватило смелости представиться.

Касси отвернулась от дома, и ей вновь припомнился дом на Лукаут-Маунтин-роуд. Она подумала о рисунке на мольберте в комнате Джоди Шо. Нарисованная маленькая девочка плакала, потому что покидала свой дом.

Касси понимала ее чувства.

В свое время Касси была завсегдатаем бара в «Тузах и восьмерках». Большинство его посетителей добывали средства к существованию в казино – кто законным путем, кто нет, и если ее где-то могли узнать даже после шестилетнего отсутствия, то именно в этом баре. Касси чуть не сказала Джерси Полцу, чтобы он назначил другое место встречи, но смирилась с его выбором, дабы не спугнуть его. Кроме того, она призналась себе, что ее манят туда воспоминания. Ей хотелось взглянуть, изменилось ли это место постоянных сборищ.

Взглянув еще раз в зеркальце, Касси вышла из «бокстера» и вошла в клуб. Рюкзак она несла повешенным на плечо. Увидела у стойки нескольких человек, по их форменной одежде или цвету фартуков у сдающих карты ей было понятно, в каких казино они работают. Было там несколько женщин в коротких платьях и туфлях на высоком каблуке, с лежащими на стойке пейджерами и сотовыми телефонами – поджидающих клиентов проституток, не смущающихся тем, что это ясно с первого взгляда.