И неуемная зависть к перелетному дару, внезапно открывшемуся у Харра… Кстати, что‑то он бесследно исчез после того, как заявил о намерении посетить весенние края, где ему могли бы поведать, что ни о какой воеводихе Паяние слыхом не слыхали.

И настойчивые советы самой моне Сэниа – стать королевой Первозданных островов, а затем и правительницей всего Джаспера… Ну а мудрой тихрианке, разумеется, отводилась бы при ней роль «правой руки». Для этого и всего‑то надо было убрать двух человек – короля Алэла и командора Брагина.

С королем было совсем просто: вовремя подвернулись откопанные пестрые кости, одного взгляда на которые хватало, чтобы представить себе вид допотопного чудища. Почему у нее самой не возникло никакого подозрения, когда она увидела водобоязненную воеводиху, только что вылезшую из моря? Ведь недаром мохноногий свянич каждый раз при ее появлении спасался, куда только мог заползти.

А свяничи, как говорил кто‑то из Алэлова семейства, боятся только одного: оборотней.

И это привычно повторяемое: «я служу верно»…

– Лронг! – вскрикнула она, поднимаясь на ноги. Нет, не одна она была на белом свете – оставался еще верный и надежный друг. Единственный настоящий друг.

И сейчас он был в опасности, потому что колдун вернулся на Тихри, и еще неизвестно, в каком обличье…

– Лронг! – повторила она, влетая в походный шатер тихрианского князя.

Он сидел за простым столом, склеивал куски какой‑то древней рукописи. Вскочил. Хотел броситься ей навстречу – и остановился: такой он ее никогда не видел. Даже в самые страшные для нее дни, когда она, обезумев от горя и ярости, металась по всей Оцмаровой дороге, разыскивая похищенного сына.

Парчовое платье в клочьях мха, смуглая рука побелела, мертвой хваткой стискивая боевой меч. И незнакомые глаза – черные. Пустые.

– Где Паянна? – В голосе нежданной гостьи – оружейный металл.

Не медля ни секунды князь хлопнул в ладоши – полог на двери откинулся, вместе с привычным стариковским запахом возник сибилло, в неизменной своей хламиде из черно‑белых облезлых шкурок.

– Царевнушка пожаловала! Сибиллу немощного скликала, знать, не без даров…

– Паянна поблизости не появлялась? – оборвал его Лронг.

– Была, была утресь. Надыть, кошку искала. Нет, чтоб сибиллушке…

– Какую еще кошку? – оторопел князь.

– Так все они твари вороватые. Да ты не тревожь себя, Милосердный, сибилло даром что старо, а кащенку ентую прихватило, и всего‑то миг тому назад. Возле шатра твово шмыгала, и цацка краденая на ей, поперек живота.

Мона Сэниа, не говоря ни слова, требовательно вскинула руку – старый шаман скорчил постную рожу, изображая полнейшую невинность.

– Не придуривай! – гаркнул князь – Не время.

Пергаментные лапки закопошились в складках полосатого рванья, отставной чародей принялся униженно извиваться, проявляя нестарческую гибкость, но нечаянно поднял глаза на застывшую перед ним принцессу – и вся дурь с него разом слетела. Вытянул из‑за пазухи хрустальное ожерелье.

Лронг перехватил – нет ли недобрых чар? Распорядился:

– Стражу к шатру! Всю. А ты ступай.

Старец, обиженно тряся всеми ленточками и бубенчиками, выполз вон. За холщовой стенкой послышалась его гугнявая скороговорка, и тотчас же забухали тяжелые сапоги.

– Прости, госпожа моя, – распоряжусь.

Лронг высунул голову наружу, вполголоса отдал несколько четких приказов. Из шатра выходить не решился, наверное, боялся, что долгожданная гостья исчезнет так же внезапно, как и появилась.