Изменить размер шрифта - +
Но на этот раз воспоминание было другим. Его лоб пересекают дорожки крови, стекающей на подушку; мутнеющий взгляд останавливается словно в недоумении. Грир зажмурилась, опершись о стену. На этом месте образ всегда исчезал, но на сей раз он только потускнел.

Внутри ее, словно кристаллики льда на гладкую поверхность, осыпались звонкие звуки музыки. Образ Колина затуманился и уступил место высокому смуглому мужчине с резкими чертами лица и пронизывающими глазами медового цвета, устремленными на нее в мольбе. Музыка не утихала. Грир помотала головой, прислонив ее к холодному кирпичу. Словно откуда-то издалека до нее донесся глубокий мужской голос. Постепенно она различила, как двигаются его губы и звуки складываются в одно слово, — и она знала, что это за слово: «Коллин».

Душевная пустота овладела всем существом Грир. После смерти ее близких Эндрю Монтхэвен сделался мишенью для злости и ненависти, переполнявших ее. Никто точно не знал, из-за чего умер ребенок Грир и была ли в этом чья-то вина. И все равно она продолжала винить его в минуты боли, тоскуя по тому, чего у нее никогда больше не будет. Но все же он был добр к ней — он ей искренне сочувствовал. Если бы она просто поблагодарила его, это помогло бы им обоим. Господи, хоть бы у нее хватило смелости прийти к нему и сказать спасибо.

Грир открыла глаза, но музыка продолжала играть.

Колыбельная Брамса.

 

Глава 2

 

 

Какое прекрасное утро, подумал Эндрю Монтхэвен. Октябрь в Дорсете. Изумительно. Жаль, правда, что все остальное в его жизни не было столь прекрасным. Он стоял за своим домом на краю обрыва, рядом с лучшим другом — Бобом Уилсоном, и любовался Английским каналом. Под ними клубился туман, напарываясь на отвесные меловые скалы. Когда в насыщенных паром массах образовывались прорехи, в сумраке виднелась вода, сверкавшая стальным блеском с переливами олова.

Шумный выдох Боба, полный нетерпения, нарушил гармонию. Эндрю наклонился, чтобы поднять известняковый камешек. Просить у Боба совета было ошибкой. Если кому-то требуется совет, то предполагается, что этот кто-то должен слушать собеседника. А Эндрю уже давно сам все решил.

Он обернулся к Бобу, и мужчины обменялись долгими взглядами. Они оба были выше метра восьмидесяти ростом, но на этом их сходство заканчивалось. Боб имел крепкое телосложение, светлые волосы и был продуманно элегантен; Эндрю же был смугл, худощав и элегантен от природы.

— Что ты хочешь от меня услышать? — в конце концов прервал молчание Боб.

— Ничего. — Эндрю откинулся назад, подбросил камень высоко в небо и прислушался, стоя с вытянутой рукой, пока тот не плюхнулся в скрытую туманом воду. После чего снова взглянул на Боба: — Не надо было взваливать это на тебя. Зря я втянул тебя в свои проблемы. Но мы так давно знакомы, что у меня уже в привычку вошло спрашивать у тебя совета.

Боб принялся медленно вышагивать, изредка останавливаясь и надувая щеки, а затем пропуская воздух через зубы с шипящим свистом.

— Ты вообще не прибегаешь к рассудку, Энди. Только даешь волю эмоциям. Брось ты это дело с Кувером. Если продолжишь катить на него бочку, он тебя заживо съест.

Тремя резкими рывками Эндрю удалось ослабить хватку шелкового бордового галстука.

— Уинстон Кувер — главный врач-консультант отделения педиатрии Дорсета и мой начальник, — сказал он. — Но его некомпетентность привела к смерти одного из моих пациентов, и я собираюсь доказать это.

— Тебе удастся доказать только то, что противостоять системе невозможно. — Боб слегка прищурил светло-голубые глаза. — Кувер имеет огромное влияние. Да у него в руках все, кто играет в госпитале хоть какую-то роль. И они все вместе тебя сожрут.

Черные волосы Эндрю взмокли и завивались, ниспадая на лоб. Он откинул их назад.

Быстрый переход