Изменить размер шрифта - +
Аномалия ерундовая, с такой до восьмидесяти живут.

— Я согласен до восьмидесяти.

— Ты с такими делами не шути, — сразу посерьезнел Галузин. — Инфаркт и все. Тебе сколько лет? Одного такого на днях привезли, все ребра ему переломали, но так и не откачали. Аж сердце ему порвали.

Ненавижу врачей, подумал Алик. Особенно, реаниматоров.

— Кошмары не мучают?

— Кошмары нет.

— А что мучает? Бабы снятся?

Алик признался, что да. Даже во сне от них спасения нет. Стыдно белье в прачечную относить — ей богу, а стирать самому лень.

— Понятное дело-синдром неутоленного сексуального желания. Бабу тебе надо. Я тебе потом скажу названия надежных контрацептивов. В случае чего, если что подцепишь непотребное, попринимаешь трихонопол.

Хорошо специалистам, никаких проблем, подумал Алик.

— Войну во сне не видишь?

— Какую войну? — Опешил Алик.

— Атомную. Нет? А повторяющиеся, навязчивые сновидения?

Разговаривая, Галузин поглощал безмерное количество пищи и питья. Потом внезапно поумерил свой пыл и сказал:

— Не займешь стольник по-свойски?

У Алика столько не было, и Галузин удовлетворился пятидесятью. Ведь не отдаст, с тоской подумал Алик. Можно было на диск «Пентхауза» разориться. Своих девочек нет, так хоть на чужих полюбоваться.

— Ну, как у вас тут дела? — Вернулась на кухню Наталья.

— Замечательные у нас дела, — ответил за обоих Галузин, хотя Алик с ним был не согласен. — Хорошая специальность у твоего брательника, не то, что у нас, докторов, сплошные нервы.

— Но вам хоть деньги хорошие платят, — осмелился возразить Флоров.

— Деньги — не главное, — нравоучительно и, главное, веря самому себе, сказал Галузин. — Чего-то мы заболтались, а ведь хорошо сидели. Ставь, Наталья, свою тефаль. С тортиком чайку попьем, оченно я твою выпечку люблю, мать твою так.

Наталья сделала вид, что не заметила его грязной брани, а так как мат слышали дети, то и дело выбегающие на кухню, и, почувствовав потребность кому-то сделать замечание, все свое вспыхнувшее раздражение вылила на брата.

— А ты не засиживайся, — напустилась она на Алика. — Иди домой. Тебе засветло надо успеть.

В прихожке он шепнула ему:

— Ну, как тебе Гена?

— А чего он матом ругается?

— Много ты понимаешь! Знаешь, у него работа какая нервная! Давай иди! Ты ногтя его не стоишь.

Не успел Алик выйти в подъезд, как услышал, как Галузин просит у сестры пару сотен взаймы. И ей не отдаст, подумал Алик.

Он вышел на улицу, задержав шаг у новенькой иномарки Галузина. «Пионер» внутри съемной панелью дразнится, даже музыку не выключил, гадский папа, и еще совести хватает полтинники стрелять. Реаниматор, туда его так.

Флоров перевел взгляд со сверкающей машины на свои прохудившиеся башмаки, альтернативы которым не наблюдалось, по-крайней мере, еще на пару сезонов и подумал:

— Деньги, конечно, не главное, но не до такой же степени!

И глаз у доктора оказался плохой, потому что, придя от него, Алик в ту же ночь увидел такой сон, хотя еще и не навязчивый, но уж и нормальным его назвать было никак нельзя.

Начиналось все замечательно. Посмотрев на сон грядущий постановку по телевизору и поддев исподнее, еще отцовское, пятьдесят какого — то года, производство Китай, еще Мао был жив и Гоминьдан — вот это качество, ничего вы не понимаете в исподнем, в хорошем исподнем, в настоящем исподнем, с ворсом вовнутрь, с пуговками наружу — улегся он спать в той комнатенке, что окнами выходила на Столичный проспект.

Быстрый переход