— Знаю, — сказал Флоров, едва сдерживая себя, внутри уже поднималась целая буря возмущения, вернее, не буря, он словно катился куда-то по наклонному желобу, не зная, куда выведет кривая дорожка, с ним такое было впервые. — Вы все кандидаты в покойники.

— Но ты, выбирай выражения, — набычился кто-то из саловских.

Валерик осадил его пыл, манерно подняв ладошку с отстраненным мизинцем.

— Пускай поболтает раз он больной на голову, — и говорил Валерик в нос, видно считая это очень красивым. — А мы потом выведем его на свежий воздух и подлечим.

Скользящий желоб внутри Флорова превратился в отвесный обрыв, и он понял, что с этими глупцами нечего и пытаться договориться, они настолько упертые, что все уже покойники. Им венки пора покупать.

— Дайте мне сказать, — устало произнес он. — Грядет большая разборка. Я знаю про вашу операцию с двумя поездами, и Коновал знает. Дело в том, что ему тоже обещали этот проклятый поезд. Так получается, что вам обоим пообещали один и тот же поезд. Пройдет пару дней, и вы все схлестнетесь не на жизнь, а на смерть.

Тогда во всем городе не хватит черного мрамора вам на обелиски.

Валерик небрежно достал сигарету и, вытянув губы трубочкой, затянулся. Флоров ждал ответа. Эх, если бы на месте сынка был сам Сало! Сможет ли этот пижон принять какое-либо решение? Он мог бы, например, свести его с отцом или, на худой конец, хотя бы предупредить родителя, чтобы тот мог назначить встречу с Коновалом и обговорить проблему с двумя поездами. Имеется ли у него этот самый орган для принятия решений? Вот в чем вопрос.

— Это все? — невзначай спросил Валерик, сделав изрядную паузу. — А то мне кушать пора.

По этим словам Флоров понял, что искомого органа у сынка нет, не предусмотрено природой.

— Я бы на вашем месте позаботился о памятниках заблаговременно, — посоветовал он.

— Освободи помещение, от тебя плохо пахнет, — отмахнулся от него Валерик.

— Я пойду, — сказал Флоров. — Я бы сказал "до свидания", но я совсем не спешу в то место, где вы все скоро окажетесь.

— Это какое такое место? — Валерик бросил грозный взгляд, у него получилось плохо, видно, он слишком мало смотрел боевиков или недостаточно тренировался.

Флоров поднялся и зашел в туалет, чтобы омыть горящее лицо.

Следом распахнулась дверь, и появился Китаец.

Несмотря на кличку, внешне он совсем не напоминал азиата. Скорее всего, прозвище он получил благодаря необычной для этих мест манере держаться. Он никогда не кричал, не суетился, ходил всегда размеренно и медленно, руки его при ходьбе висели неподвижно, словно плети. Но боялись его посильнее тех, кто орал и махал руками.

— Я узнал тебя, — сказал Китаец. — Ты работаешь в Управлении порта.

— Но ты то умный человек, ты должен понимать, какая каша заваривается? Устрой мне встречу с Иваном.

На лице Китайца не отразилось никаких чувств, оно было словно неживое, и он продолжил свою речь безо всяких интонаций, да и без знаков препинания, пожалуй.

Нельзя было понять, где кончается одно предложение и начинается другое, где вопрос, а где утверждение.

— Я думаю, тебе не стоит с ним встречаться. Сынок, конечно, придурок, но тебе повезло, что ты на него вышел. Если б на его месте оказался папаша, он бы тебя сразу пришил.

— Что же делать?

— Надо делать деньги, а поезд забесплатно — это большие деньги.