Воздух перестал шипеть в системе, а Сергей тихо смежил глаза.
— Сдох! — констатировал Валерик, теперь он мог целиком переключить внимание на женщину.
Деловито опрокинул ее на кровать, и в течение какого-то времени он был занят тем, что срывал с нее платье, чулки, белье.
Женщина оказалась способна лишь шумно дышать, вздымая крупную грудь, выпущенную через расстегнутый лифчик, чем вызвало небывалое возбуждение насильника.
Всхрапывая от желания, он стал сдергивать с себя штаны.
Глаза женщины внезапно расширились, словно она увидела нечто за спиной Валерика.
Однако тот так был занят собственными штанами, что ничего не видел вокруг. А надо бы, потому что в комнате уже начинали происходить те самые вещи, при описании которых даже у бывалых людей волосы встают дыбом.
Человек в кресле, который по всем расчетам уже должен был скончаться от нехватки кислорода, внезапно дернулся. Сергей поднял характерно опущенную голову, и лицо его было черно, как ночь.
Первые его движения были неспешны, как и тогда, в день убийства Вандерхузе.
Черный со стуком выставил одну ногу, а Валерик опять- таки его не услышал.
Поставив к ней рядом вторую, Черный рывком встал. Подволакивая парализованные ноги, он подошел к Валерику, взял за ворот рубахи и сдернул на пол.
— Ты, быдло! — возмущенно завопил Валерик. — Ты знаешь кто я такой и кто мой папа?
Как ты смеешь дотрагиваться до меня?
Черный, не снисходя до разговора с таким важным человеком, выдрал из инвалидной коляски кислородный баллон.
— Что ты делаешь, придурок? — Валерик, наконец, понял, что происходит что-то не то, и надо бы для приличия попытаться оказать хоть какое-то сопротивление, к чему он оказался совершенно не готов, вот если бы папа вмешался, но папа далеко, надо самому шевелиться, а самостоятельному шевелению он был не обучен, и пока он так препирался сам с собой, а потом предпринял попытку встать, было уже слишком поздно. И даже можно сказать, фатально поздно.
Черный наступил коленом ему на грудь и, удерживая таким образом, ввел катетер глубоко в рот. После чего открыл вентиль до отказа, сжав бандиту нос и не давая устремившемуся воздуху вытечь обратно.
Глаза бандита вылезли из орбит. Кричать он не мог, поэтому вынужден был лишь молча наблюдать, как быстро и неукротимо надувается его живот. Лицо Валерика посинело, но он все-таки не успел умереть до того, как живот его лопнул словно перекачанная велосипедная шина.
Андрюха услышав хлопок, подошел, чтобы узнать, в чем дело. Когда он открыл дверь, то стоящий за ней в полный рост покойник упал на него. Он был скользкий и вонючий, Андрюха шарахнулся от него, сзади была лестница, он оступился и проехал по ней по всей длине, обнимая обверзавшийся труп.
Лишь в самом низу ему удалось освободиться от покойника. Когда Иван узнал своего сына, лицо его перекосилось:
— Убью! — заорал он неизвестно кому.
Алик видел все. Его сильно контузило, двигаться он не мог, но не пропустил ничего. Видел, как убивали Мукина, как Валерик с Андрюхой азартно, словно гончие по следу дичи рванули вверх, там, где он знал, прячется Яна. Что они сделают с ней, он хоть уже не видел, но представлял.
А еще он увидел два пистолета Мукина, лежащие по обеим сторонам от убитого и которые убийцы проигнорировали.
Ерунда, что человек от природы мирное существо и что убивать противоестественное для него состояние. Из любого легче легкого сделать убийцу. Качественного специалиста по убийству сложно, а безжалостного мокрушника, нет вопросов.
Достаточно поставить человека в безвыходное положение, а еще лучше подвергнуть непосредственной угрозе жизнь родных и близких.
Флоров, не таясь, зашел в дом, поднял пистолеты и успел, словно на прогулке дошагать до лестницы, пока бандиты прочухали о новой угрозе. |