Капитан бормочет слово, похожее на «стерва» и уходит в обратный рейс.
– Лейтенант Пономарев! – Баобабова вытирает руки, испачканные в красной обследованной жидкости о штаны капитана. – Сообщаю, что обвинение в преднамеренном убийстве капитана Угробова с вас снято лично капитаном Угробовым. Следствие выражает огромную благодарность всем присутствующим за помощь и просит немедленно доставить капитана по месту жительства. Можно и на диван в приемной. Лесик, руки опусти.
Выносом тела руководит секретарша Лидочка. Поднимать на плечи Угробова она запрещает, руководствуясь тем, что капитан привык всю жизнь твердо стоять на земле. Тело волокут за ноги. Капитан Угробов не возражает.
– Вот ведь как мужика беда скрутила, – вздыхает Мария, провожая взглядом повеселевшую процессию. – Я, помню, тоже рацию посеяла. В центральном гастрономе в засаде сидели. Так потом тоже три дня отходила. Начальство думало, что загнусь. Ничего, выкарабкалась. А что тут у вас произошло?
Вкратце пересказываю диалог с капитаном. Про тень за окном не упоминаю. Мария и так иногда на меня странно посматривает, а тут еще некие подозрительные тени, которые, не исключено, существуют исключительно в моем воображении. Птица пролетала, туча проплыла, самолет потерялся. А все остальное лишь домыслы.
– Сгорит капитан, – Мария задумчиво теребит колечко в ухе. – Вот и ему голоса мерещатся. Нервы, нервы.
– Не думаю, чтобы Угробов все это придумал. Сама посуди, пистолет пропал при загадочных обстоятельствах. Со мной странная история приключилась. Мальчишка с капитаном голоса слышали. Лично я думаю, что без потусторонних сил данное дело не обошлось.
– Может и тебе, Пономарев, чертики мерещатся? – Мария не сводит с меня пристальных глаз. – Только время чертиков закончилось в средние века. И нет ничего такого, что нельзя было бы объяснить с научной точки зрения. Нет привидений, нет потусторонних сил. Есть только борьба этих, да знаешь ты, противоположностей. Вот.
– И нет никаких голосов, которые заставляют несовершеннолетнего оболтуса принести нам посылку с уликой, которой, по сути, не должно существовать в природе? Кстати, что с уликой?
Баобабова вынимает пакет с кусочком черного материала, изъятого мной на квартире потерпевшего от разбойного налета капитана.
– Значит так, Лесик. С уликой полная иерихонская труба. Тетка моя провела ряд экспериментов с лоскутком и пришла к следующим выводам. Данный образец…, – Машка передает мне улику. – Данный образец в огне не горит, в воде не тонет, к агрессивным средам равнодушен. Даже кислота не берет. Нерадиоактивен. Не растягивается, не сжимается, не режется.
– Подожди, – последнее заключение мне не понятно. – Что, значит, не режется? А как же он на гвозде оказался? На ржавом, если помнишь.
– Наши российские гвозди, даже ржавые, способны порвать все, что угодно. Даже такой материал, который никогда не производился ни в России, ни во Вьетнаме, ни, вообще, где бы то ни было в мире.
– Не хочешь ли ты сказать…..
– У меня только факты. Выводы делать – твое ремесло, уничтожитель неопознанных летающих объектов. Но и это еще не все, – Маша протягивает листок с непонятными каракулями.
– Я в латыни не понимаю.
– Это не латынь. Это молекулярный анализ представленного образца. Моя тетка, до того как экспедитором на ткацкой фабрике работала, мыла полы в одной научной лаборатории. Вот по старым каналам и узнала кое‑что.
– Очень интересная у тебя тетка. И что? С молекулярным анализом?
– А ничего особенного. Молекулярная структура образца, то есть улики, практически полностью совпадает со структурой перепонки крыла летучей южно‑африканской мыши. |