— Кузина, вы позволяете ей запугивать себя.

— Это страшная особа.

— Не забывайте, что с каждым днем вы становитесь для нее все недосягаемее.

— Думаю, она еще имеет власть уволить меня… если пожелает.

— Тогда нужно лишить ее этой власти как можно скорее. История с выборами нам отчасти поможет. Леди Сара говорила жителям Сент-Олбанса, что мистер Гейп и его единомышленники внесут беспорядок в дела правительства. Она даже уплатила одному человеку двадцать гиней за помощь на выборах. К сожалению, этому нет письменных свидетельств.

— Сара — самая неосмотрительная на свете женщина. Но ее все боятся.

— Так будет не всегда, маленькая кузина. Это меня радует. Будем надеяться, она станет еще неосмотрительней и напишет что-нибудь, уличающее ее.

Против Сары, несмотря на всю ее неосторожность, ничего не удалось найти; однако противники — особенно тори — громко осуждали герцогиню.

Сара была все так же самоуверенна. Она считала, что обеспечила себе поддержку вигов, необходимую Мальборо для продолжения войны. Написала мужу, что ждет вестей о его делах, и заверила, что позаботится об их общих интересах в Англии.

Герцогиня поистине была на вершине успеха, она старалась склонить симпатии королевы к вигам и преуспела в этом. Возможно, потому, что тори сами вызвали неприязнь у Анны. Они не учли, что королева, вынужденная всерьез задумываться о преемнике, отдавала предпочтение дому находящихся в изгнании Стюартов перед Ганноверским. Анна, сентиментальная в душе, всегда переживала из-за того, как обошлась с отцом. Единокровный брат ее жил в Сент-Жермене, а что могло лучше успокоить совесть королевы, чем объявление его своим наследником. Ему нужно будет лишь поклясться в верности англиканской церкви. Совесть вынуждала ее внять доводам якобитов. Однако тори, объявляя, что, если Стюарт вернется, англиканская церковь окажется в опасности, играли на руку принцессе Софии Ганноверской и даже предлагали той посетить Англию.

Мысль о визите принцессы была неприятна Анне. Когда Ноттингем заявил в палате лордов, что Софию Ганноверскую необходимо пригласить из опасения, как бы королева не выжила из ума и не стала игрушкой в чужих руках, Анна не на шутку разгневалась. Предположение, будто она может стать жертвой старческого слабоумия, притом высказанное в одной из палат парламента, было невозможно стерпеть.

Разве миссис Фримен не предостерегала ее относительно Ноттингема и тори? Несмотря на гнев, она радовалась, что оказалась в согласии с Сарой.

И написала ей. Вспомнить прежние времена, когда они переписывались, было приятно.

«Надеюсь, дорогая миссис Фримен, наши разногласия позади; я поняла, что люди, о которых вы хорошо отзываетесь, оказали мне большую услугу, и непременно буду поддерживать их, а также полностью убедилась в наглости и злонамеренности тех, против кого вы постоянно ополчались».

Таким образом, Сара вновь вернула себе благосклонность монархини; не вызывало сомнений, что хоть она не появляется при дворе и пренебрежительно говорит о королеве, однако едва лишь соизволит вернуться, Анна приходит в восторг.

Сара упивалась своим положением. Перебивала королеву, когда та говорила. «Да, да, да, мадам. Должно быть так!» — и откровенно зевала.

— Как эта особа надоела мне! — воскликнула герцогиня в разговоре с Годолфином, нисколько не заботясь о том, что ее слышат слуги. — Лучше оказаться в тюрьме, чем слушать ее болтовню.

Годолфин хотел предостеречь Сару, но, разумеется, не осмелился. Он очень боялся герцогини и выполнял все ее указания.