Охранники и водитель поспешно последовали его совету. В соответствии с этой передислокацией и Сырцов изменил позицию так, чтобы отчетливо видеть троицу в машине и держать ее на прицеле. Осведомился у Воробьева:

— Надеюсь, стекла не бронированные?

Ничего не ответил Воробьев. Он гордо ждал окончания смирновского спектакля.

— Кстати, насчет профессиональных убийц, — вступил в беседу главный режиссер. — Вы, Александр Петрович, надеюсь, сможете мне сказать, сколько стоит у рузановских киллеров заказ на убийство?

— Я не намерен вступать с вами в разговоры, господин Смирнов, — с достоинством заявил Воробьев. — Думаю, вы не собираетесь удерживать нас силой?

Юрий Егорович наконец разогнулся. Разогнулся и высказался неосторожно:

— Ты мне за все ответишь, Казарян!

Теперь Роман Суренович малозаметным левым крюком ударил говоруна в печень. Прижав обе ладони к правой части живота, Юрий Егорович заплакал.

— А куда вам спешить, Санек? — вопросил Смирнов. — Подождите, пока Юрий Егорович придет в себя окончательно.

Не ответил ему Александр Петрович Воробьев. Он взял под руку перекошенного Юрия Егоровича и бережно повел к «мерседесу». Один из охранников, сидевший сзади, выскочил из лимузина и, услужливо держа дверцу, ждал, когда хозяева с комфортом устроятся в салоне. Слегка отпустило, и Юрий Егорович в изнеможении раскинулся на мягком сиденье. Прислуживавший охранник обошел «мерседес» и сел в салоне слева. По инструкции: отслеживать и контролировать действия тех, кто попытается их обгонять. А занявший место рядом с водителем отвечал за обочину. Александр Петрович влез в автомобиль последним. Не давая команды водителю на отъезд, он опустил стекло и крикнул меланхолически улыбавшемуся Смирнову:

— Учти, отставной мент, последнее слово — за мной!

«Мерседес» рванул вперед, потом мастерски развернулся на неширокой улице и уже на скорости пронесся мимо Сырцова, мимо Смирнова с Казаряном. Пятеро в лимузине и не оглянулись на них, все пятеро твердо смотрели вперед. Проводив банкиров, Сырцов присоединился к Смирнову и Казаряну. Казарян, единственный из троицы не боровшийся с вредными привычками, удовлетворенно и с удовольствием закурил. Борцы же жадно нюхали дым хорошей сигареты. Сырцов волевым усилием прервал никотиновую мастурбацию и деловито поинтересовался:

— Вы к нему, а я здесь?

— Именно, — подтвердил Смирнов и раздраженно нарушил казаряновский кайф: — Кончай смолить, дело надо делать!

Казарян преднамеренно нагло выпустил дым последней затяжки в сторону Деда, некультурно бросил окурок на дорожку, и они пошли по этой дорожке, поднялись на веранду и увидели в дверях дома весьма миловидную девицу в белом переднике, которая вопросительно смотрела на них.

— Юная смена героической Ольги Лукьяновны? — обрадовался Смирнов.

— Тихо! — приказал ему и девице Казарян, потому что в глубине дома запел Олег Торопов.

…Всегда хотелось создать нечто большое, красивое и полезное, чем можно осчастливить человека и человечество. Нет ничего в мире красивее самовара. Нет ничего более полезного, чем чай из самовара. Решили построить такой самовар, чтобы люди мира могли напиться из него. Вокруг были густые леса, и поэтому решили строить из дерева, чтобы материала хватило. Строили долго, преодолевая каждодневно возникавшие трудности, строили героически, строили с неизбывной гордостью, ибо никто и никогда не сможет построить такое. Уже ясно просматриваются контуры будущего чуда, уже приступили к главному — к росписи самовара, отражающей и воспевающей эпопею создания его.