Беатрис пропустила это саркастическое замечание мимо ушей. Она вслух читала статью: «Важно идти по пути прогресса, стремясь залечить раны, преодолеть враждебность, — поиски трупов этому не способствуют. Благодаря действиям, предпринятым Вооруженными Силами, стало возможным осуществление запланированного ранее нового опыта жизни страны. Благополучно пройденный период чрезвычайной ситуации характеризовался осуществлением широких полномочий установленной власти, действовавшей на различных уровнях с мощью, необходимой для восстановления порядка и гражданского сосуществования».

— Я полностью с этим согласна, — добавила Беатрис. — К чему это стремление опознать тела в руднике и найти виноватых? Это произошло несколько лет назад, это давнишние покойники.

Наконец страна достигла процветания: они могут покупать, что им вздумается, не так, как раньше, когда нужно было отстоять очередь за каким-то паршивым цыпленком; сейчас легче вести домашнее хозяйство, а кипение социалистических страстей, оказавшихся столь вредными в прошлом, закончилось. Люди должны больше работать и меньше говорить о политике. Об этом блестяще сказал полковник Эспиноса, и Беатрис процитировала по памяти: «Давайте же бороться за эту прекрасную страну под прекрасным солнцем, в ней все прекрасно, и прекрасна ее свобода».

Стоявшая у мойки Роса пожала плечами, а Ирэне почувствовала, что жжение на руках растет и охватывает все тело.

— Не чеши, повредишь кожу: когда приедет Густаво, будешь как прокаженная.

— Густаво вернулся вчера вечером, мама.

— Ох, а почему ты мне ничего не сказала? Когда вы поженитесь?

— Никогда, — ответила Ирэне.

Беатрис замерла с чашкой в руке. Она достаточно хорошо знала свою дочь, чтобы понять — ее решение окончательно. По блеску ее глаз и тону голоса она догадывалась, что причиной этой аллергии был не любовный конфликт, а нечто другое. Она мысленно проследила последние дни и пришла к выводу, что в жизни Ирэне происходит что-то ненормальное. Дочь перестала придерживаться привычного распорядка, исчезала на целый день и возвращалась разбитая от усталости на пыльной машине, забросила свои цыганские юбки и стеклянные бусы пифии и стала одеваться под мальчика, почти ничего не ела и по ночам с криком просыпалась; однако Беатрис не приходило в голову связывать все это с рудником у Лос-Рискоса. Она хотела выяснить как можно больше, но дочь, стоя допила кофе и ушла, сказав, что делает репортаж за городом и до вечера не вернется.

— Уверена, что здесь не обошлось без фотографа! — воскликнула Беатрис, когда Ирэне ушла.

— Сердцу не прикажешь, — отозвалась Роса.

— Я ей приготовила роскошное приданое, а она мне подложила такую свинью. Столько лет любви с Густаво, и надо же было поссориться в последнюю минуту!

— Нет худа без добра, сеньора!

— Ты невыносима, Роса! — сказала Беатрис и вышла из столовой, хлопнув дверью.

Роса ничего не сказала о том, что видела накануне вечером: когда после стольких месяцев отсутствия появился капитан, сеньорита Ирэне встретила его как чужого: мне достаточно было взглянуть ей в лицо, чтобы догадаться — лучше распрощаться с подвенечным платьем и моими мечтами на старости лет возиться с голубоглазыми белокурыми детишками. Человек предполагает, а Бог располагает! Если женщина вместо губ подставляет жениху для поцелуя щеку, тут и слепому видно: любви и след простыл; если потом она ведет его в гостиную, садится подальше от него и молча на него смотрит, то тут дело ясное: она задумала выложить ему все без обиняков; так что капитану пришлось выслушать вот такое: мне очень жаль, но я не выйду за тебя замуж, я люблю другого; так она ему и сказала, а он, бедняжка, ничего не ответил, мне так жалко его стало, он покраснел, подбородок у него задрожал, как у ребенка, который сейчас заплачет, я все это видела через приоткрытую дверь, но не из любопытства, избави меня Бог, а потому что имею право знать проблемы моей девочки, если я не буду их знать, то как я смогу ей помочь? Не зря же я ее берегла и любила больше, чем собственная мать.