— И зачем же ты развлекаешься с ними?

— Это совсем другое дело. Она фыркнула.

— Ты не согласна со мной? — спросил он натянутым тоном.

— Мужчины всюду изобретают удобные для себя законы. Что нечестно и несправедливо.

— Ты права. Мы очень нечестны и несправедливы к женщинам.

Касси удивилась. Она не ожидала, что он так легко сдастся. Даже отец упрямился, когда речь заходила о женском равноправии.

— Тогда почему же ты не изменишь к ним своего отношения?

— Потому что именно то, что мы одерживаем верх над слабым прекрасным полом, и делает этот мир удобным и приятным для нас, мужчин. И мы всегда будем победителями, пока нас силой не заставят поступать иначе…

— Но так не должно продолжаться, Мэри Уолстоункрафт даже написала о том, что…

— Мэри Уолстоункрафт? Откуда ты слышала о ней?!

— Лани училась у английских миссионеров. Жена Реверенда Денсворта дала ей прочитать эту книгу, а Лани мне.

Он хмыкнул.

— Боже мой! Я, покинув Англию, надеялся, что идеи синечулочниц никогда больше не достигнут моих ушей.

— Синечулочниц?

— Так называют таких дам, как мисс Уолстоункрафт. Я и подумать не мог, что услышу ее имя в этом раю.

— Правду не скроешь никаким расстоянием, — серьезно ответила Касси.

— Вижу, — задумчиво проговорил Джаред. — Этому тебя тоже научила миссис Уолстоункрафт?

Касси вспыхнула:

— Ты смеешься надо мной? Он нахмурился.

— Черт возьми, я совсем не хотел…

— Не обманывай, ты хотел обидеть меня.

— Ну хорошо, я и в самом деле немного подшучивал. Понимаешь, мне еще не доводилось разговаривать с такими маленькими девочками, как ты.

— И больше не придется, — Касси намеревалась уйти. — Я не желаю слушать…

— Подожди.

— Зачем? Чтобы ты продолжал насмешничать?

— Нет, — поморщился он, — но я хочу, чтобы ты простила меня, Каноа.

Странное завораживающее ее выражение нежной грусти снова появилось в его глазах. Касси поймала себя на том, что ей захотелось ощутить тепло, исходящее от его тела.

— Почему я должна… простить тебя?

— Потому что на самом деле у меня доброе сердце, как и у тебя самой. Я слышал, ты заботишься о своих подругах, беспокоишься о них.

— Кто же не думает о своих друзьях? Это естественно. А ты чужестранец.

Улыбка сошла с его лица.

— Да, — согласился он, глядя на море.

Одиночество. Вот почему ему не хотелось отпускать ее, она почувствовала внутреннее родство с англичанином. Никто лучше ее не представлял, что это такое.

Глупость! Он знатен и богат. Лихуа и в голову бы не пришло, что его следует пожалеть. Тем не менее Касси вдруг услышала, как губы ее сами выговорили:

— Ну хорошо, если важно, чтобы я простила тебя, то мне не трудно забыть о своей обиде.

Джаред снова повернулся к ней:

— Правда? Как это великодушно. — Легкая тень сомнения вновь набежала на ее лицо. — Нет, нет! Я не иронизирую. В отличие от других женщин, с которыми мне приходилось иметь дело, тебе, наверно, и в самом деле не составило труда забыть про свою обиду и простить меня. — Он горько улыбнулся. — Правда, ты пока девочка. У тебя еще будет время выучиться их штучкам…

Чувство жалости и сострадания отступило.

— Ничего странного не вижу в том, что тебе приходится расплачиваться за удовольствие.