В карете маркиз сообщил ей, что этот человек впереди — его камердинер Доркинс.

— Кажется, он подружился с камердинером кайзера, когда тот приезжал в Каус, и теперь хотел бы встретиться со своим другом.

Симона удивленно посмотрела на маркиза. На его губах играла легкая улыбка.

—Я знаю, о чем выдумаете, — сказал он, — но, полагаю, не следует говорить об этом сейчас.

—Да, конечно, — быстро согласилась Симона.

Они ехали молча. У девушки на языке вертелась сотня вопросов. Однако она понимала, что не следует задавать их до тех пор, пока маркиз сам не решит заговорить с ней. Они подъезжали к королевской дороге, когда маркиз сказал:

—Я сообщил барону, что ваш отец передал со мной послание кайзеру. Но настоящая причина того, что я взял вас с собой, иная. Я хотел бы, чтобы император увидел ваши руки.

Симона искренне удивилась:

— Мои руки?!

— Мне сказали, что императора привлекают в женщинах именно руки. И даже если дама непривлекательна в других отношениях, то с обладательницами изящных рук он неизменно вежлив и внимателен.

— Как странно! — пробормотала Симона. — А почему?

— Понятия не имею, — признался маркиз. — Но у императора, как ни у кого другого, могут быть весьма странные причуды, и подданным так или иначе приходится угождать своему господину. — Он немного помолчал. — Вы, конечно, правильно сделали, что надели перчатки. Но если сможете найти какой-то пристойный повод снять их, чтобы продемонстрировать кайзеру ваши прелестные ручки, он наверняка будет намного благосклоннее к нам.

Симона рассмеялась, запрокинув голову, и это был красивый искренний смех. Великосветские красавицы в Лондоне смеялись совсем не так — неестественно, аффектированно и непременно с каким-нибудь подтекстом.

—Я просто не могу поверить, — воскликнула Симона. — Это звучит слишком неправдоподобно.

— Это было бы довольно забавно, если бы не было столь серьезно. Вы, надеюсь, понимаете, как важен для нашего с вами дела этот визит?

— Конечно, понимаю и готова помогать вам любыми доступными способами.

— Знаю, — ответил маркиз, улыбаясь, — и очень признателен вам.

В этот момент карета подъехала к воротам дворца. Стража, узнав ливрею кучера, отдала честь. У парадного входа маркиз объяснил, кто он. Им пришлось немного подождать. Наконец появился конюший и объявил, что император готов дать им аудиенцию. Они поднялись по бесконечным ступеням в кабинет кайзера. Это была большая комната с высоким потолком и стенами, обитыми узорчатым светло-зеленым дамасским шелком, выцветшим во многих местах. Симона обратила внимание, что мебель обтянута той же тканью. У одной из дверей был огромный камин из черного мрамора. Рядом с камином стоял ореховый письменный стол — большой, довольно неуклюжий, с точеными гнутыми ножками. Он выглядел неуместно между двумя огромными булевскими комодами под столешницами из серого мрамора. Симона с первого взгляда поняла, что они очень понравились бы ее отцу.

На комодах и на столе разместилась огромная коллекция карандашных рисунков и фотографий разных красавиц. Симона успела заметить, что некоторые из них были в рамках, некоторые — без рамок.

Кайзер ждал их, стоя в дальнем углу комнаты.

Девушка никогда прежде не видела императора Вильгельма II. Она думала, что он выше, и не предполагала, что он окажется таким молодым по сравнению с принцем Уэльским. Когда маркиз поклонился, на лице императора промелькнуло какое-то недоброе выражение.

Кайзер протянул руку так, будто этот знак вежливости дался ему с трудом.

—Я не ожидал увидеть вас здесь, в Берлине, маркиз.

Маркиза заранее предупредили, что кайзер очень гордится своей физической силой и ему нравится демонстрировать ее при рукопожатии.