— Ты можешь повести его в любой трактир. Но выбирай такой, где вас не узнают и не станут за вами следить.
—Я все время помню об этом, милорд. Но пока никто не обращает на меня особого внимания.
— Слава богу! Но думаю, мы ведь можем и не заметить, что за нами следят.
— Я надеюсь, милорд, что Франц сдержит свое обещание и покажет то оружие, о котором толковал в Каусе.
— Если тебе удастся увидеть это здание, хотя бы снаружи, и запомнить, где оно находится, это уже будет большой удачей, — сказал маркиз. — На данный момент у меня нет четкого плана, как мы будем спасать Уотсона. Но нам очень повезло уже в том, что мы знаем, где его содержат. Это сэкономит нам время и силы.
— Согласен с вами, милорд, — ответил Доркинс. — И если удастся попасть внутрь Панзер-Хауса, я как-нибудь узнаю, где его содержат.
— Будь очень осторожен, — предупредил маркиз, — они начеку. Кайзер прямо спросил меня, слышал ли я об этой пушке.
—А что вы ему ответили?
— Я, естественно, ответил, что ничего об этом не знаю. Но он мне не поверил.
Доркинс вздохнул.
— Они уже слишком много знают, — проворчал он. — И это меня беспокоит. Я хочу выяснить, кто им донес.
Маркиз пожал плечами.
— Это мог быть кто угодно. Я всегда считал, что могу доверять своим слугам, но их могли подслушать. Или в беседе с незнакомцами кто-то мог проговориться.
Маркиз закончил переодеваться.
— Делай, что можешь, и не жалей денег на угощение своего друга Франца.
— Не думаю, что он пробовал что-нибудь лучше пива. Он рассказывал, как относятся к слугам во дворце.
Маркиз из разных источников слышал, что во дворце Нейс слуги-поденщики должны приносить еду с собой. Многие их них приезжали издалека, но им не предоставлялись ни еда, ни напитки.
Один государственный чиновник, который останавливался во дворце, рассказал ужасную историю. Он видел, как около сорока голодных женщин и девушек толпились на черном крыльце дворца, который кайзер хвастливо называет «самым величественным двором в Европе».
—Я с трудом верил собственным глазам, — с презрением рассказывал чиновник. — Большинство их них жевали черный хлеб, на который было тонко намазано свиное сало, и запивали все это холодным мутным варевом из цикория.
—Я не могу в это поверить! — удивлялся маркиз. — Не может же кайзер быть настолько жадным!
— Может, — уверял его собеседник, — и моя жена говорила, что женщины в такой холод были одеты в линялые хлопковые платья и маленькие шали, которые едва прикрывали голову и грудь.
Маркиз тогда усомнился в правдивости этой информации.
— Швейцары и лакеи императора, — продолжал рассказчик, — носят ливреи, шитые серебром и золотом. Дело в том, что мужчин нанимают сроком на год, а женщин — только на месяц и лишь тогда, когда весь императорский двор собирается во дворце Нейс.
— Странно, что об этом не писали газеты, — заметил маркиз.
— Об этом много говорили, но денег, выделяемых на содержание королевской семьи, хватает только на свиту Их Величеств и их гостей. Мне даже рассказывали, — со смехом добавил чиновник, — что когда кайзеру неожиданно приходит в голову мысль пригласить гостей, слугам приказывают чаще менять блюда, потому что порций на всех не хватает. А порой некоторых гостей, будто невзначай, и вовсе обходят.
Маркизу и теперь не верилось, что за дверями этого роскошного дворца может скрываться такая мелочность и скупость.
Казалось невероятным, что кайзер мог допустить, чтобы женщины, прислуживающие во дворце, страдали от голода или питались чем попало на черных лестницах, где свистели холодные сквозняки. |