— Ко всему можно привыкнуть-к запаху, к крысам…
— Крысы? — девушка вздрогнула.
— Вся свалка кишит крысами и мухами. Мухи откладывают яички в гниющую пищу, и кажется, что вся свалка шевелится от личинок этих тварей.
Эвелин почувствовала тошно г у Она прижала ладонь к губам. Лицо побелело, на лбу выступили бисеринки пота.
Марк чертыхнулся и успел подхватить готовую потерять сознание девушку.
— Не следовало говорить вам об этом, — с досадой сказал он. — Все, хватит. Больше не скажу ни слова. Не хотите прилечь?
— Нет, сейчас все будет в порядке, — шепнула Эвелин, опираясь на сильную мужскую руку. Шея Марка была мощной, но стройной, если чуть-чуть подвинуться, можно коснуться ее губами. Какое-то незнакомое, тянущее ощущение в низу живота отозвалось истомой во всем теле.
Марк, словно почувствовав настроение девушки, нежно поглаживал ее спину, шептал, зарывшись лицом в мягкие душистые волосы:
— Простите, не надо было взваливать такую тяжесть на ваши плечи!
— Я хотела узнать вас и рада, что вы мне доверились…
Девушка прикрыла глаза, всем телом прижалась к Марку и губами робко коснулась его шеи.
Мужчина судорожно вздохнул, и его рука стала менее напряженной, а нежные ласки пальцев — более чувственными. Каждое прикосновение иголочкой желания вонзалось в сердце Эвелин.
— Какой кошмар вы пережили, — бормотала она, нежными, но невинными поцелуями покрывая шею Марка.
От волнения голос Тэлворта стал низким и хриплым:
— Он до сих пор со мной. Но все равно, не следовало посвящать вас в это. Не желаю, чтобы вы переживали. Зачем я начал этот разговор… Это случилось против моей воли.
— Вам нужно выговориться. Так бывает со всеми. Нельзя все держать в себе, — нежно заме, тила Эвелин. — Тронута, что вы выбрали меня.
Вспомнив о приличиях, девушка неохотно подняла голову. Хотелось оставаться в его объятиях весь день. Нет, всю жизнь.
Марк ласково смотрел на прелестное дитя. Только человеку с доброй душой ребенка свойственно такое сострадание к ближнему.
— Вы еще очень молоды, и в силу вашего происхождения мало сталкивались с жестокой действительностью. Конечно, вам трудно пред. ставить, что в мире существует подобная грязь.
— Я ухаживала за своей матерью до самой ее смерти, — тихо заметила Эвелин. — Она умирала долго и мучительно, и кроме меня рядом никого не было.
— Боже, как я забыл об этом! Но ваше сердце не очерствело.
Эвелин покачала головой.
— Может, и так. Но боль осталась, все месяцы страха и волнений. Я не могла плакать, боялась, что мама увидит это и огорчится.
— А ваш отец? Где был он в это время?
— На студии или с той женщиной, на которой женился сразу после смерти мамы.
Девушка говорила ровным, спокойным голосом.
Марк впервые подумал, что несчастливое детство может быть и у детей состоятельных родителей.
Эвелин улыбнулась:
— Видите, у нас есть кое-что общее. Нам не очень нравятся наши отцы!
Марку захотелось стать для этой девушки, всем, своей любовью возместить то, что недодали другие.
Он ограничился тем, что погладил ее мягкие волосы. Пальцы задержались на нежной девичьей шейке. Эвелин почувствовала, как сердце прыгнуло в груди, словно лягушонок.
Сзади послышался какой-то шорох, и Марк быстро опустил руку и слегка отстранился. Девушка, покраснев, обернулась на звук.
В дверях стоял Барри. Позади него кто-то маячил, но Эвелин от волнения не сразу поняла, кто это.
— Мисс Карсон, мистер Камбер и мистер Мейвор, сэр, — невозмутимо, как и положено хорошему дворецкому, доложил Барри. |