Должно быть, странный звук был лишь плодом ее воображения.

Она приняла желаемое за…

Бум!

Элиза бросилась к окну и отдернула шторы.

За стеклом прямо перед собой она увидела лицо Джереми Карлинга.

Слишком взволнованная, чтобы вымолвить хотя бы слово, она застыла с радостной улыбкой на губах. Только сейчас она заметила, какие чудесные у Джереми глаза, большие, красивой формы. В лунном свете Элиза не могла разглядеть их цвет, но смотрели они удивительно прямо и открыто.

Правильные черты его лица отличались аристократизмом, особенно нос. Широкий лоб, худые, чуть удлиненные щеки и решительный квадратный подбородок можно было бы назвать строгими, но губы, казалось, принадлежали человеку веселому и улыбчивому.

Взгляд Элизы скользнул ниже. О да! Плечи Карлинга и впрямь стали шире, а фигура мощнее, чем в день их последней встречи в одном из лондонских салонов.

В серебристом сиянии полной луны Джереми, сидевший на коньке крыши под самым окном, чувствовал себя до странности уязвимым. Впрочем, логика подсказывала ему, что, как правило, люди редко смотрят вверх. Оставалось лишь надеяться, что никому из завсегдатаев трактира не вздумается, выходя на улицу, изменить привычкам и запрокинуть голову.

Поскольку за окном было так же светло, как в комнате, Джереми мог хорошо разглядеть лицо Элизы и различить его выражение — смесь радости и изумления.

Едва ли стоило на нее обижаться. Он и сам был удивлен не меньше Элизы, обнаружив себя сидящим на крыше под ее окном.

Элиза ошеломленно замерла, и Джереми представилась возможность удостовериться, что она вполне соответствует образу, отпечатавшемуся в его памяти. Впрочем, нынешняя Элиза была не то чтобы более красивой… скорее, более яркой, чем та, которую он помнил по Лондону. Особенно теперь, когда она не казалась расстроенной и подавленной.

При мысли об этом Джереми испытал странное приятное чувство.

Оторвав руку от конька крыши, он указал на оконную задвижку и жестом попросил открыть створки.

Элиза проворно повиновалась.

Джереми пригнулся, чтобы она могла распахнуть окно, а затем приник к раме и прошептал:

— Вы одна?

Вцепившись в подоконник, Элиза наклонилась вперед.

— Пока что да. Они внизу — их трое.

— Хорошо. — Джереми поманил ее к себе. — Лезьте сюда.

Элиза округлила глаза и, перегнувшись через подоконник, посмотрела вниз.

Карлинг обвел глазами пышную копну золотистых, как мед, волос, сверкающих в лунном свете у самого его подбородка, растерянно моргнул и продолжил:

— Скат не такой крутой, как кажется. Мы можем проползти, держась за стену, до края крыши, а там, чуть ниже, начинается другой скат, оттуда мы переберемся на крышу кухни. Там, правда, немного тесновато, придется протискиваться…

— Я не могу. — Выпрямившись, все еще цепляясь за подоконник, Элиза подняла глаза и встретила взгляд Джереми. — Клянусь, больше всего на свете мне хотелось бы бежать с вами, но я…

Она протянула руку и сжала плечо Карлинга.

Пожатие было слабым, едва ощутимым, но Джереми заметил, что ладонь ее дрожит.

Элиза со вздохом разжала пальцы и произнесла в ответ на вопросительный взгляд Джереми:

— Это самое большее, на что я способна. Даже сжать руку в кулак мне не под силу. Похитители три дня давали мне настойку опия, и действие зелья еще не прошло. У меня по-прежнему дрожат ноги, и я не могу ни за что держаться. Если я оступлюсь…

По спине Джереми пробежал холодок. Если Элиза оступится… возможно, он не сумеет ее подхватить и удержать от падения. Тогда она сорвется с края крыши. Элиза казалась довольно высокой, стройной, но все же не бестелесной. Джереми невольно задумался, хватит ли у него сил ее спасти, не дать ей соскользнуть вниз.