Дверь отворилась, на пороге показалась Женевьева. Зорко оглядев пленницу, служанка ленивой походкой вошла в комнату, а затем обернулась, чтобы попрощаться со Скроупом — Элиза заметила его в полумраке коридора. За окном послышался приглушенный скрип черепицы под сапогами, но его заглушали мужские голоса, доносившиеся через открытую дверь, — Скроуп с Тейлором что-то отвечали Женевьеве. Элиза медленно опустилась на одну из двух узких кроватей, составлявших скудную меблировку комнаты. Внимательно прислушиваясь к шуму в коридоре, она убедилась, что один из наемников занял комнату слева от ее спальни, а другой — ту, что справа. Скроуп все предусмотрел. Обведя глазами комнату, Женевьева взяла со стола поднос и выставила его в коридор. Затем закрыла дверь, заперла ее, а ключ повесила на цепочку, которую носила на шее, и спрятала на груди. Повернувшись, она окинула Элизу пронзительным взглядом:

— Время ложиться в постель, снимите, пожалуйста, платье.

Обреченно вздохнув, Элиза подчинилась и принялась расстегивать крохотные топазовые пуговицы на корсаже шелкового бального платья, теперь безнадежно измятого. Развязывая шнуровку на боку, она заметила, как Женевьева взяла свою накидку, а вместе с ней плащ, в который похитители закутывали Элизу, и положила их под изголовье.

Хизер рассказывала, что ее «горничная» каждую ночь складывала всю одежду — свою и пленницы — к себе под матрас, что делало невозможным побег под покровом ночи. Элиза невольно задумалась, не пользуются ли похитители специальным справочником, где подробно описаны самые действенные способы удостовериться, что жертва не доставит хлопот.

Как она и ожидала, стоило ей стянуть с себя платье и положить на кровать, как Женевьева тотчас подошла и схватила его. Не сказав ни слова, сиделка спрятала добычу к себе под матрас, где уже лежали ее черный дневной наряд и обе накидки. Вскинув голову, она встретила взгляд Элизы и самодовольно усмехнулась:

— Вот теперь мы все можем спокойно поспать.

Элиза не потрудилась ответить. Одетая в одну лишь шелковую сорочку, она быстро скользнула в постель, вытянулась, затем села, взбила комковатую подушку и снова улеглась, уставившись в потолок.

Женевьева забралась под одеяло на соседней кровати, задула свечу и повернулась на бок. Вскоре дыхание ее стало глубоким и ровным, сиделка заснула.

Только вот проку от этого было мало. Джереми сказал правду: попытка бежать ночью могла обернуться бедой, даже если Элизе удалось бы выбраться из комнаты, не разбудив ни одного из трех наемников, даже если она сумела бы раздобыть хоть какую-то пристойную одежду.

Она будет кроткой, послушной и беспомощной, пока Джереми не придумает, как вызволить ее из плена. Ее покорность убедит похитителей, что нет нужды приставлять к ней новых бдительных стражей, которых невозможно обвести вокруг пальца.

«Она будет кроткой, послушной и беспомощной». Элиза подавила беззвучный смешок. Она не сомневалась, что блистательно сыграет свою роль, поскольку всегда была кроткой, послушной и беспомощной. Куда более кроткой, послушной и беспомощной, чем ее сестры, и, пожалуй, самой уступчивой и покорной из всех женщин рода Кинстеров, как ушедших, так и ныне живущих.

Решительная, уверенная в себе Хизер, старшая из сестер, с малых лет точно знала, чего хочет в жизни. Анджелика, это безрассудное избалованное дитя, не ведающее страха, обожала командовать и свято верила в свою счастливую звезду. Что бы ни случилось, все к лучшему, твердила она. И неизменно оказывалась права.

Элиза же была тихоней. Ей довольно часто приходилось слышать это от других, но она и сама считала себя тихой овечкой. Она играла на фортепиано и на арфе, любила заниматься рукоделием, и хотя, быть может, и не была неисправимой мечтательницей, походила на нее больше, чем любой другой, в чьих жилах текла кровь Кинстеров.

Элиза обвела глазами потолок, залитый лунным светом, и почувствовала, как внутри ее зреет решимость, на смену тревоге пришло холодное спокойствие.