— Вы никому не верите, не так ли?

Он повернулся, и женщина поразилась, как одеревенело его лицо.

— Совсем горячо. — Слова его, произнесенные тихим голосом, таили в себе скрытую угрозу. — Но пока мимо.

— Послушайте, я вовсе не претендую на то, чтобы знать о вас все, но одно мне ясно: в ваших отношениях с Беном не все ладно. И мне хотелось бы помочь, если разрешите, — продолжала настаивать Элма, уже не пытаясь скрывать раздражения в голосе.

— Вы правы, Элма. Вы не знаете обо мне всего. — Голос его шел откуда-то издалека. — И держитесь от этого подальше. — Махнув рукой в сторону дома, он напомнил: — Наверное, блинчики уже готовы. Нам лучше поторопиться.

Наблюдая, как он удаляется от нее, высокий и какой-то отчужденный, Элма чувствовала себя совершенно разбитой. Он просто отказал ей в доверии, не стараясь соблюсти даже видимость приличий. С этим трудно было свыкнуться, особенно после теплоты и нежности, с которыми он, прижимая ее к траве, покрывал поцелуями.

Огромным усилием воли она постаралась выкинуть из памяти те сладостные воспоминания, приказав не изводить себя тем, что, видимо, уже принадлежало прошлому.

Но теперь ее положение становилось и вовсе нестерпимым: изображать безразличие, в то время как внутри растет волна симпатии к этому человеку! Он как бы мимоходом заставил детей делать то, что ей не удавалось внушить Адел годами, используя крики и угрозы! С видом окончательно проигравшего она в отчаянии покачала головой.

Спустя несколько часов Элма все еще не могла отделаться от впечатления, произведенного резкой сменой в поведении детей. Получилось так, что время, проведенное без смены одежды, с грудой грязной посуды и с однообразной пищей, пошло впрок и привело к осознанию необходимости что-то существенно менять в жизни. Теперь стены веранды сверкали девственной белизной, а в голубом кафеле на полу кухни отражалось небо, видимое в окне.

Честно говоря, дом еще не дотягивал до того, чтобы появиться на страницах газеты «Ваш образцовый дом», но хаоса и запустения зримо поубавилось. От внимания Элмы не укрылось, с каким вожделением Бен и Адел ждали обещанного цыпленка. Если б она поняла это годы назад! К несчастью, в родном Берлингтоне закусочные и пиццерии были на каждом шагу, и никому из сестер не пришло бы в голову питаться одними консервами, если в кармане завалялась пара-другая долларов. Здесь же выбора не было: либо готовить, либо голодать.

Элма улыбнулась про себя, наблюдая, как Адел сгибается под тяжестью очередной кипы грязной одежды.

— Как идут дела? — поинтересовалась она у младшей сестры.

— Нормально, — огрызнулась та, однако что-то в ее голосе подсказывало Элме, что Адел вовсе не так недовольна переменами в жизни, как хочет показать.

— Думаю, на десерт сделать торт с арахисовым кремом, — словно бы невзначай произнесла Элма, помня, как сестра любила ее стряпню.

Адел даже взвизгнула от радости.

— Правда? Не врешь?

Элма не смогла сдержать улыбки.

— Когда в последний раз мы его ели…

Девочка волчком завертелась по комнате.

— Вот это да! Цыпленок барбекю и торт с арахисовым кремом. Да я от счастья лягушку поцелую!

Представив себе эту сцену, Элма покачала головой и ее разобрал смех. Звук собственного голоса настолько поразил ее, что она безуспешно попыталась вспомнить, когда в последний раз смеялась от души.

Через минуту она сообразила, что в комнате хохочут двое и сестра едва ли не вдвое громче. Собственно, в сказанном Адел не было ничего особенно смешного, однако сестры буквально заходились в истерическом хохоте. Может быть, то было свидетельством потепления в их отношениях, или наконец Адел поняла, что сестре можно доверять.