В свои тридцать лет Уильям хотел разъезжать на самых красивых машинах и быть неотразимым. И если бы не Генри, ему никогда бы этого не удалось. Сейчас он может позволить себе что угодно, однако теперь его это очень мало трогает. Ни его эксклюзивный «линкольн», ни прекрасный ухоженный дом, ни бессчетное количество костюмов, ни безделушки не делают его счастливым. На что потрачена жизнь? Если ты не можешь сделать счастливыми и спокойными самых близких людей…

Уильям мельком взглянул на себя в зеркало. Высокий, сухой, элегантный. Ничего выглядит. Только щеки в последнее время совсем ввалились, и кожа стала сухой и тонкой, круги под глазами. Да… Надо убрать тоску из глаз, мальчику совершенно ни к чему видеть, что он страдает.

Ральф вошел в дом и широко распахнул руки. Уильям ответил тем же. Они обнялись. Долго стояли замерев, потом похлопали друг друга по спине, отводя глаза. У того и у другого навернулись слезы. Они никогда не были особенно близки, но общая утрата сделало то, что раньше было невозможно в силу разницы в возрасте и привычной иерархии отношений.

Ральф понял, что он обрел верного друга и советчика, а Уильям подумал, что было бы неплохо… Впрочем, что об этом думать… Это все игры судьбы.

— Рад тебя видеть, — прочистив горло, сказал Уильям. — Ты возмужал.

— А вы совершенно не изменились, мистер Мортенсен, — улыбнулся Ральф.

— Уильям… зови меня Уильямом, — покачал головой Мортенсен. — Не так уж много людей на свете, которых зачисляешь в свои. Ты свой. Из-за отца. А потом ты мне всегда нравился.

— Значит, вы не осуждали меня? — удивился Ральф. — Я думал, конфликт поколений распространяется на всех его представителей…

— Конфликт поколений придумали дураки и психологи, — ухмыльнулся Уильям. — Первые — потому что убоги, вторые — чтобы зарабатывать на этом деньги. Человек растет всю жизнь, а не только в подростковый период, значит, всегда меняется и, следовательно, конфликтует с миром. А обличие мира принимают те, кто на этот момент рядом: отец, жена, дети… Я всю жизнь делил людей по другому признаку — свой или чужой. А тогда я сказал Генри, что у тебя были причины так поступить. Только и всего.

— Да, — вздохнул Ральф, — причины были. Но это как раз область психологии. Душа и тело вошли в противоречие…

— Это было давно, — заметил Уильям, останавливая Ральфа. — Ты сделал то, что сделал. Как бы ни сложилась жизнь, человек должен иметь право отвечать за все сам. Ты ведь это знаешь?

— Теперь знаю. Поэтому и пришел.

После первых благостных минут Ральф почувствовал растерянность. Он не знал, чем может помочь ему Уильям и какие вопросы следует задавать. А тот делал вид, что это всего лишь визит друга. Разговор получался несколько философский, и поэтому никакой.

— Выпьешь чего-нибудь? — предложил Уильям, направляясь в библиотеку. Там среди привычного молчания книг он и собирался выложить Ральфу свой план. Он видел, что мальчик нервничает, но не спешил начинать разговор.

— Пожалуй, да, — кивнул Ральф. — Если можно, виски. Хотя я практически не пью. Но сегодня такой длинный и такой сложный день…

Уильям незаметно усмехнулся: бедный малыш, он никак не может найти нужную фразу, чтобы начать обсуждение главной темы.

— А я вот вообще не пью, — заметил он, глядя на тяжелую янтарную жидкость. — Не любил никогда, а сейчас еще и доктора…

— А отец?

— Что отец? — Уильям сделал вид, что не понял вопроса.