— Тогда слушай. И ты поймешь, что их связывала действительно любовь, потому что так бывает только в кино. — Уильям встал, прошелся по комнате, потом подошел к окну. Он говорил монотонно, не делая никаких акцентов и предоставляя Ральфу возможность самому оценивать ситуацию. — Мы были с Генри в Париже. Интересы компании требовали, чтобы мы начали осваивать европейский рынок. Поэтому мы приложили массу усилий, чтобы попасть на одну из самых престижных выставок. Сам понимаешь, многое в бизнесе решают контакты. Неделю мы работали с утра до ночи. И сделали все, чтобы добиться подписания нескольких соглашений об открытии представительства своей компании в Европе. В последний вечер, довольные и расслабленные, мы пошли поглазеть на ночную жизнь Парижа. Богатые, молодые, свободные, удачливые…

Мы шатались по городу, как студенты. Здесь, в Париже, можно было себе позволить быть просто человеком, мужчиной. Знаешь, как принцы крови, которые путешествуют инкогнито. Конечно, в нас не было фирменной французской элегантности и некоторой развязности, но женщины поглядывали на нас с удовольствием. Можно было взять любую. Но одно дело наслаждаться их молодыми телами и зовущими взглядами, ловить удовольствие от возможности, и совсем другое — закончить день свободы в какой-то чужой постели. Мы пили, перекидывались шутками, шатались по каким-то сомнительным барам, болтали со случайными знакомыми. Скорее всего, через пару часов мы бы возвратились в гостиницу, а потом с удовольствием вспоминали бы этот вечер. Но в одном из шумных баров мы встретили компанию, в которой была Элизабет.

Знаешь, такой маленький непрезентабельный бар. Окурки на полу, дым, бармен в несвежем фартуке, плохо протертые стаканы… Мы выпили по бокалу вина и собирались уходить. И тут Генри застыл. Я повернул голову, посмотрел в ту сторону, куда уставился он, и понял, что мы отсюда долго не уйдем.

В дальнем углу сидела довольно шумная компания. Странная компания. Как тебе сказать… богема. Длинные волосы, какие-то высокие сапоги, пальто вместо пиджаков, утонченные и пьяные лица. Они уже изрядно выпили и очень громко о чем-то спорили. Там были одни мужчины. И Элизабет. Цветок в куче мусора. Рядом с ней сидел, видимо, самый главный. Он правил бал. Несмотря на то что разговор был явно беспорядочный, чувствовалось, что он может заставить их всех замолчать.

Элизабет была с ним. Он иногда по-хозяйски клал руку на ее плечо. Она молчала, не шевелилась. Было видно, что ее тяготит эта компания, но она не могла перечить мужчине, с которым пришла.

Я понимал, что Генри зацепило очень сильно. Он не просто хотел эту женщину на ночь, он хотел ее навсегда. Я напрягся. В гостинице нас ждали билеты и собранные чемоданы. До отъезда оставалось несколько часов. Мне не хотелось задерживаться в этом городе еще на сутки или больше. Но, зная Генри, я понимал, что это не блажь. Он услышал голос судьбы.

Прости, что я говорю так патетично. Именно поэтому он, наверное, никогда никому и не рассказывал эту историю. Все выглядело бы слишком мифологично: рок, судьба, предназначение…

Я тронул его за рукав. Но он только поднес палец к губам и отвел мою руку. И тут Элизабет тоже увидела его. Она не изменила положения тела, не вздрогнула, не вздохнула, просто повернула голову на его призыв. И тоже замерла.

Не поверишь, я вдруг увидел яркую дугу, по которой текли их взгляды. Ничего не было: ни пьяных друзей, ни развязного бармена, ни окурков под ногами. Была только эта дорога друг к другу.

Сколько это продолжалось, я не знаю. Потом она спокойно убрала со своего плеча руку своего ухажера, поднялась, взяла сумочку и как будто стряхнула с себя всю прошлую жизнь. Спокойно подошла к твоему отцу и протянула ему руку. Они оба молчали. А я стоял рядом как дурак, понимая, что они просто никого и ничего не видят.