Люська невольно затосковала по нему. Ей сейчас не хотелось оставаться одной, требовалось с кем-то постоянно разговаривать, быть в компании, иначе сразу начинали одолевать тягостные мысли об Андрее. Но ехать надо было обязательно — никто кроме нее, по мнению Артура, не мог написать о мероприятии «красиво». Люська уже даже придумала достойное начало своей статьи: «Их все меньше — живых свидетелей и участников тех страшных событий. Их волосы поседели и поредели, лица избороздили морщины, спины согнулись. Но их глаза такие же ясные. В них — ПАМЯТЬ о войне. Потому что такое не забывается…»
Перед отъездом в Питер Люська успела заскочить домой, искупаться и переодеться. Она была даже рада, что у нее оставалось не так много времени между двумя поездами, можно было сослаться на спешку и не отвечать на расспросы девчонок. Ей не хотелось сейчас задушевных бесед и разбора по полочкам ее внутреннего состояния. Хотя Алина — Люська видела — поглядывала с плохо скрываемым состраданием, а на Жанкиных губах играла с трудом сдерживаемая ироничная ухмылка.
На вокзале — на этот раз Ленинградском — снова играл военный оркестр, произносились речи, сопутствующие ситуации, ветеранам преподносились букеты цветов… Люська почувствовала, что у нее «дежа вю». И опять представитель комитета общественных связей отгрохал длинную и нудную маловразумительную речь. Отличительной чертой этого оратора являлось то, что он непременно упоминал на любом мероприятии «один из лучших концертных залов столицы». Причем лучшим концертным залом у него считались все, в которых он выступал — будь то хоть «Россия», хоть Кремлевский дворец, хоть МДМ, хоть зал церковных соборов. В этот раз Люська, чтобы развлечься, втайне ждала от него упоминания «одного из лучших вокзалов города», но так и не дождалась.
С попутчиком ей, впрочем, повезло — с ней в купе «Красной стрелы» ехал только один человек, учитель истории. Его сумасшедший класс то и дело врывался к ним в купе и нарушал мир и спокойствие, но учитель привычно усмирял своих ребят на понятном им языке:
— Так, Макс, пока я тебя не наказал, иди и сам накажись головой о дверной косяк — тогда прощу!..
В целом, попутчик был интеллигентным, тихим и совершенно Люську не напрягал — она практически не замечала его присутствия.
А спустя всего восемь часов после отправления пасмурная северная столица уже встречала московских гостей…
Люська была в Питере. В своем самом любимом городе на Земле. Она не знала, за что так его любит — этот город всегда был для нее неразгаданной загадкой. Но любят ведь не за что, а вопреки…
Их поезд встречали десять автобусов на Площади Восстания. В Питере было еще темно — раннее утро, суббота, город спал после трудовой недели. Экскурсоводшей на этот раз оказалась клевая бабулька, она с ходу взяла нужную ноту — очень интересно рассказывала, читала наизусть стихи, цитировала классиков, но не занудно, а с огоньком в глазах.
Завтракать их повезли на Васильевский остров в студенческую столовую. Вот с кем Люське никогда не везло — так это с соседями по столу. Капризные избалованные школьницы демонстративно презрительно ковыряли вилками еду и громко гундели:
— Фу-у-у, какое га-а-авно-о-о!!! Я это есть не бу-у-уду…
«Ну просто по роже дать хочется», — подумала Люська с досадой, но в этот раз смолчала.
После завтрака все отправились на Пискаревское кладбище.
…Почетный караул возле Вечного огня. Долгий путь по Аллее Памяти, мимо монументов — памяти погибших в блокаду… Многие ветераны с трудом идут самостоятельно — их заботливо поддерживают под руки журналисты, школьники и студенты.
— Давайте я вам помогу, — предложила Люська худенькой сгорбленной старушке, опирающейся на палочку. |