Изменить размер шрифта - +
В его больном мозгу уже зародились слова, с которыми он обрушится на гугенотов. Монах погрузился в ужасные мечты: он увидел себя, бросающего с амвона призывы, от которых быстро звереет чернь… И скоро от его проповедей заполыхают дома и потекут кровавые реки, а он тогда явится к Алисе и воскликнет:

— Погляди, Париж пылает! Всюду — разрушения и смерть! Чтобы уничтожить Марийяка, я стер с лица земли целый город!

Панигарола, уже не владея собой и дрожа, как в лихорадке, сжал руку Екатерины и прохрипел:

— Завтра же, Ваше Величество, завтра же мои проповеди зазвучат в храме Сен-Жермен-Л'Озеруа.

— А все прочее — уже не ваша забота, — улыбнулась Екатерина. — И поверьте мне, маркиз: порой сбываются самые фантастические желания. У меня нет сомнений: она обязательно полюбит вас.

— Меня? Никогда… — с горечью прошептал Панигарола.

— Да! Алиса отдаст вам свое сердце… Ее натура для меня — открытая книга. Ваши мольбы лишь раздражают ее, но когда вы войдете в ее дом как триумфатор, на которого со страхом взирают недруги, она тоже посмотрит на вас иными глазами… Пока же мы займемся тщательной подготовкой к осуществлению наших планов.

— Что вы имеете в виду?

— Поздним вечером сотня гугенотских домов будет особым образом помечена. А утром их охватит пламя… Вряд ли обитателям этих домов удастся спастись…

— Вам известно, где живет сейчас Марийяк?

— Разумеется! Он живет во дворце Колиньи. Сам адмирал умрет первым, а потом придет очередь Марийяка. Все продумано, и уже известен срок…

— И когда же?

— В воскресенье, двадцать четвертого августа. Это день святого Варфоломея.

— Что же, ступайте с Богом, Ваше Величество, — промолвил инок. — Мне же нужно поразмыслить над тем, что я скажу своей пастве.

Екатерина посмотрела на Панигаролу, и ей стало ясно, что уговаривать монаха больше не придется: его глаза подернулись пеленой, от него веяло грозной мощью и неукротимой ненавистью. Королева покинула келью; шепнув пару слов настоятелю, снова появившемуся в коридоре, она заторопилась в приемную, где сидела сопровождавшая ее дама, и скоро обе они разместились в экипаже.

Юная спутница Екатерины безмолвствовала.

— Тебя не интересует, о чем мы толковали? — осведомилась королева с деланной небрежностью.

Молодая дама подняла вуаль. Это была Алиса де Люс.

— Ваше Величество, — пролепетала она, — разве я осмелюсь расспрашивать вас?

— Я позволяю, можешь задавать мне вопросы… Не решаешься? Что ж, в таком случае я сама удовлетворю твое любопытство. Он простил тебя!

Алиса де Люс затрепетала.

— Ваше Величество… — еле слышно прошептала она.

Королева тут же сообразила, в чем дело.

— Ну конечно! Та бумага… Ты это имела в виду? Я отдала документ Панигароле: ему хочется самому вручить его тебе. Скажу больше! Он желает тебе счастья, ничем не омраченного счастья… Ты встретишься со своим ребенком, Алиса, и отныне не расстанешься с ним!

Алиса де Люс побелела, как полотно.

— Господи! — вскричала Екатерина. — Как это я запамятовала! Ты же скрываешь от Марийяка, что имеешь сына. Ну что ж, ты не увезешь малыша с собой; он по-прежнему будет жить в обители.

Читателю уже ясно, что королева от души поиздевалась над своей фрейлиной, пока экипаж катил в Лувр.

А Панигарола тем временем спустился в монастырский сад и зашагал к дальней тропинке, по которой любил прогуливаться.

Мы уже говорили, что Панигарола пользовался в обители неограниченной свободой.

Быстрый переход