Да и сам он получал такое наслаждение, что чуть не ускорил развязку. Никогда еще он не был так близок к тому, чтобы потерять контроль над собой. Такое с ним случалось только лет в пятнадцать.
— Сейчас, — прошептал он несколько секунд спустя. — Самая тяжелая часть.
— Ты имеешь в виду вот это?
Проклятие, хоть бы она не трогала его. Кейн подавил судорожный взрыв смеха.
— Да, любовь моя… вот это. То, что мы собираемся делать. Ты учительница. Ты знаешь гораздо больше, чем большинство ребят, когда они занимаются этим. Мне не надо объяснять, что случится с тобой. Но знай, что в любой момент, если тебе вдруг не понравится, можешь освободиться от меня. Встань и отойди в сторонку. Обещаю, я не буду долго плакать. И все равно буду уважать тебя, если ты не пройдешь весь путь до конца.
Но Рори чувствовала, как томительный жар снова нестерпимо нарастает в ней, и наставления Кейна были излишни. В конце концов, она закончила колледж и теоретически знала все, что надо знать.
Она только не была готова к странному состоянию, когда должна буквально впитать в себя другого человека, странному ощущению себя… наполненной. Положив руки на плечи Кейна, сосредоточенно нахмурившись, Рори осторожно опускалась на его затвердевшую плоть. Кейн весь покрылся потом. И почти неслышно выругался, а ее обдало холодом от страха, не сделала ли она что-то неправильно.
По правде говоря, теория сильно отличалась от реальной практики.
Кейн испустил глубокий болезненный вздох.
— Зря не напомнил тебе, как обращаться с окаменелостями, — процедил он.
Рори сделала вторую попытку. Для опыта она вильнула бедрами и ощутила обжигающий укол. Затем, крепко зажмурившись, с отчаянной решимостью снова приподнялась и села. Прочно. Короткий вскрик вырвался у нее, но Кейн, застонав, с такой силой прижал ее к себе, что боль притупилась.
— Ах, нежная, нежная Рори. Подожди минутку, ладно? Не двигайся. Я думаю, скоро неприятное ощущение пройдет.
Оно уже прошло. Она чувствовала наполненность. Но не только тела. Все в ней было наполнено этим человеком. Мягко и ласково Кейн обхватил ладонями ее лицо и улыбнулся ей в глаза. И потом поцеловал ее. И как-то все вернулось к прежней позе, она лежала, и он был на ней, и тела их наслаждались вечным, как сама жизнь, ритмом движений.
На этот раз она снова, как птица Феникс, сгорела дотла. И на этот раз каждое мгновение было столь же удивительным, сколь и неповторимым. И неповторимость эта была самым большим чудом, она никак не позволяла им насытиться. Много спустя, когда Кейн изогнулся и стоном, идущим из самого нутра, выкрикнул ее имя, она поняла, что все это время улыбалась.
Пожалуй, в этой улыбке была и доля самодовольства, не один лишь Кейн гордился собой. Когда он наконец улегся на бок, она устроилась в его объятиях, прижалась к нему и моментально уснула.
Кейн среди ночи несколько раз просыпался и при свете, падавшем в окно от уличного фонаря, разглядывал ее. В школе он специализировался в математике, устроил себе гонки, чтобы получить диплом за три года и поступить в летную часть, где служил отец. После выхода в отставку, перестав летать и столкнувшись с невыносимой скукой чиновной службы, он пришел к писательству, к беспокойным поискам неведомо чего.
И вот наконец нашел. Оказалось, что ее. Слава Богу, у него хватило ума и настойчивости не упустить свою находку!
Ему хотелось бы разбудить и взять ее снова, но нет, еще рано, у нее все внутри саднит. Тихо встав, он порылся в летной сумке и нашел блокнот. Приняв душ и надев трусы с махровыми розами и синими птицами и запасную рубашку, Кейн сел писать.
Рори спала, улыбаясь во сне, и ни одна из ее улыбок не пропадала бесследно. Кейн ловил каждую из них. Написав несколько строк, он снова и снова смотрел на женщину, лежавшую рядом в постели. |