Мужчину действительно
звали Лорен-со Даса, и в городе его еще не знали, потому
что он прибыл сюда всего два года назад и к тому же был не из
тех, у кого водится много друзей.
Он взял телеграмму так, словно она была продолжением
зловещего сна. Флорентино Ариса глядел в багровые глаза
мужчины со специфическим официальным состраданием, глядел на
его пальцы, неловко пытавшиеся вскрыть запечатанную телеграмму,
и видел, что страх схватил того за сердце; сколько раз он
наблюдал этот страх - в представлении людей телеграммы все еще
непременно связывались со смертью. Но вот он прочел телеграмму
и овладел собой. Выдохнул: "Добрые вести". И вручил Флорентино
Арисе положенные пять реалов, улыбкой облегчения давая понять,
что нипочем не дал бы денег, окажись вести дурными. Он отпустил
Флорентино Арису, на прощание пожав руку, что было необычным в
отношении к разносчику телеграмм, и служанка проводила его до
двери на улицу, не столько затем, чтобы показать дорогу,
сколько чтобы приглядеть за ним на всякий случай. Они прошли
обратно тем же сводчатым коридором, но теперь Флорентино Ариса
понял, что в доме есть кто-то еще, потому что ясный покой двора
заполнял женский голос, повторявший урок по чтению. Проходя
мимо комнаты для шитья, он через окно увидел пожилую женщину и
девочку: обе сидели на стульях очень близко друг к другу и
вместе читали по книге, которая лежала на коленях у женщины.
Это выглядело необычно: дочка обучала чтению мать. Суждение его
оказалось неточным лишь отчасти: пожилая женщина была
теткой, а не матерью юной девушки, хотя и вырастила ее,
заменив мать. Урок не прервался, девушка лишь подняла глаза
посмотреть, кто прошел мимо окна, и этот случайный взгляд
породил такую любовную напасть, которая не прошла и полвека
спустя.
Единственное, что удалось Флорентино Арисе узнать о
Лоренсо Дасе, - что он прибыл из Сан-Хуан-де-ла-Сьенаги с
единственной дочерью и со своей сестрой, старой девой, после
того как в стране разразилась чума, а те, кто видел, как они
высаживались на берег, не сомневались, что прибыли они сюда
насовсем, ибо привезли с собой все необходимое для зажиточного
дома. Жена Лоренсо Дасы умерла, когда девочка была совсем
маленькой. Сестру звали Эсколастика, ей было сорок лет, она
блюла обет и на улицу выходила в монашеском францисканском
одеянии, но в доме лишь подпоясывалась веревочным поясом.
Девочке было тринадцать лет и звали ее, как и покойную мать,
Фермина.
Судя по всему, Лоренсо Даса был человеком со средствами,
поскольку жил он привольно, хотя никто не ведал, чем он
занимался; за дом в парке Евангелий он заплатил двести песо
звонкой золотой монетой, а перестройка должна была обойтись ему
по меньшей мере вдвое дороже. |